Пробудившийся любовник (Пробужденный любовник)
Шрифт:
Недовольная собой, она взглянула на еду. Это был цыпленок с травами, жареная картошка и кабачок. Стакан воды и бокал белого вина, два светло-зеленых яблока Грэнни Смит и кусок морковного пирога. Она взяла вилку и проткнула цыпленка. Она хотела съесть все, что было на подносе, только потому, что он оказался достаточно заботлив, чтобы принести это ей.
Когда Зейдист вышел из ванной в одних нейлоновых тренировочных штанах, она замерла и уставилась на него. Свет свечей отливал на кольцах в его сосках, падал на
— Ты ранен?
Он подошел ближе и осмотрел тарелку.
— Ты мало съела.
Она не ответила, потому что взгляд ее опустился до выпирающих бедренных костей над низкой талией штанов. Боже… еще немного ниже, и она смогла бы увидеть все.
Внезапно она вспомнила, как он отчаянно пытался отмыть себя, думая, что он грязный. Сглотнув, она в очередной раз спросила себя, что же сделали с ним, каким сексуальным истязаниям подвергали? Желание к нему казалось… неуместным. Навязчивым. Хотя это и не меняло ее чувств.
— Я не очень голодна, — прошептала она.
Он подтолкнул поднос ближе к ней.
— Поешь в любом случае.
Когда она снова принялась за цыпленка, он взял оба зеленых яблока и ушел в другой конец комнаты. Откусил от одного, сел на пол, скрестив ноги и опустив глаза. Одна рука легла ладонью на живот, пока он жевал.
— Ты поел внизу? — Спросила она.
Он покачал головой, снова впиваясь зубами в яблоко: сочный хруст разнесся по комнате.
— Это весь твой ужин? — Он пожал плечами, и она пробормотала. — И ты приказываешь мне есть?
— Да, приказываю. Так почему бы тебе не вернуться к этому занятию, женщина?
— Тебе не нравится цыпленок?
— Мне не нравится еда. — Он не поднимал глаз, но голос его стал настойчивее. — Теперь ешь.
— Почему тебе не нравится еда?
— Не могу ей доверять. — Коротко ответил он. — Если ты не сделал ее сам и не можешь видеть ее целиком, откуда тебе знать, что в нее положили?
— С какой стати кто-то стал бы портить…
— Я разве не упоминал, как я не люблю разговоров?
— Ты поспишь сегодня со мной?
Она выпалила просьбу, решив, что лучше получить ответ сейчас, перед тем, как он окончательно закроется от нее.
Его брови чуть сдвинулись.
— Ты, правда, этого хочешь?
— Да, хочу.
— Тогда, да.
Пока он объедал яблоки, а она вычищала свою тарелку, в комнате стояла тишина: не совсем непринужденная, но напряжения в ней тоже не чувствовалось. Доев морковный пирог, она пошла в ванную, чтобы почистить зубы. Когда она вернулась, он приканчивал клыками последнее яблоко, выбирая оставшиеся кусочки мякоти.
Она не могла себе представить, как при такой диете ему хватало сил на драки. Ему, конечно, стоило есть больше.
У нее было такое ощущение, что ей нужно что-то сказать ему, но вместо этого она лишь забралась под одеяло и, свернувшись, стала ждать его. Минуты текли одна за другой, но он все еще с хирургической точностью объедал яблоко — напряжение стало невыносимым.
«Хватит», — подумала она. Ей действительно стоило бы пойти в другое место. Она использовала его, как больной — костыль, и это было нечестно по отношению к нему.
Она только приподнялась, чтобы отбросить покрывала, как он встал на ноги. Она замерла, наблюдая, как он идет к постели. Он бросил огрызки на пустую тарелку и взял салфетку, который она вытирала собственные губы. Вытерев руки, он поднял поднос и вынес его из комнаты, поставив снаружи прямо за дверью.
Вернувшись, он подошел к другой стороне кровати, и матрас прогнулся под его весом, когда он вытянулся поверх покрывала. Скрестив руки на груди и ноги — в лодыжках, он закрыл глаза.
Одна за другой потухли свечи. Когда темноту освещал лишь один огонек, он сказал:
— Я оставлю эту зажженной, чтобы ты не спала в темноте.
Она взглянула на него:
— Зейдист?
— Да?
— Когда я была… — Она откашлялась. — Когда я была в той дыре под землей, я думала о тебе. Я хотела, чтобы ты пришел за мной. Я знала, что ты сможешь вытащить меня оттуда.
Его брови опустились еще ниже, несмотря на то, что веки и так были опущены.
— Я тоже о тебе думал.
— Думал? — Его подбородок двинулся вверх-вниз, но она все равно переспросила. — Правда?
— Да. Иногда ты была единственным, о чем я вообще мог думать.
Бэлла почувствовала, как распахнулись ее глаза. Она подвинулась ближе к нему и подперла рукой голову.
— Серьезно? — Он не ответил, и она надавила сильнее. — Почему?
Его большая грудь приподнялась, потом из легких вышел воздух.
— Хотел тебя вернуть. Вот и причина.
О… так он просто делал свою работу.
Бэлла опустила руку и отвернулась от него.
— Ну… спасибо, что пришел за мной.
В повисшей тишине она наблюдала за светом единственной свечи на прикроватном столике. Похожее на слезу пламя колыхалось, так прекрасно… так изящно…
Голос Зейдиста был совсем тихим:
— Мысль о том, что ты одна, напугана, сводила меня с ума. Мысль о том, что кто-то причинял тебе боль. Я не мог… избавиться от этого ощущения.
Затаив дыхание, Бэлла оглянулась.
— Я не спал на протяжении тех шести недель, — прошептал он. — Когда я закрывал глаза, я видел лишь тебя, зовущую на помощь.
Боже, хоть лицо его и оставалось непроницаемым, голос был мягок и прекрасен, словно свет свечей.
Его голова повернулась к ней, глаза открылись. Темный взгляд был переполнен эмоциями: