Пробуждение Левиафана

Кори Джеймс С. А.

«А круто, да? — спросила она. — Летать в вакууме без скафандра. Проспать сотню лет и проснуться от света другого солнца».

— Надо было раньше пристрелить ублюдка, — вслух сказал Миллер.

«Он мог подарить нам звезды».

Новый голос заглушил ее слова.

— Антихрист!

Миллер моргнул, возвращаясь к реальности, и отключил канал Эроса. Через док лениво проплывал транспорт с пленниками, к опорным стойкам была привязана дюжина техников-мормонов. Юноша с рябым лицом ненавидящим взглядом уставился на Миллера.

— Ты — Антихрист, ты, злое подобие человека. Господь знает тебя. Он запомнит тебя.

Миллер приподнял шляпу, кланяясь пленнику.

— Звездам лучше без нас, — проговорил он так тихо, что его услышала одна Джули.

Десятки буксирных тросов тянулись перед «Наву» — нанотрубочные канаты, неразличимые на расстоянии. Миллер просто увидел, как гигантский кашалот, составлявший такую же часть Тихо, как переборки и воздух, шевельнулся на своем ложе, вздрогнул и пришел в движение. Двигатели буксиров осветили внутреннее пространство станции, завели точно отрепетированный хоровод, словно на рождественском представлении, и почти неощутимое содрогание отозвалось в глубине стальных костей Тихо. Через восемь часов «Наву» отведут достаточно далеко, чтобы можно было задействовать огромные двигатели, не угрожая выхлопом станции. После этого пройдет больше двух недель, пока он достигнет Эроса.

Миллеру предстояло убить еще восемьдесят часов.

— Ой, Пампо! — сказал Диого. — Дело-дело?

— Да, — со вздохом ответил Миллер. — Я готов. Собирай всех.

Мальчишка ухмыльнулся. За те часы, что прошли с отправки «Наву», он налепил на три передних зуба яркие пластиковые накладки. Вероятно, в молодежной культуре Тихо они несли глубокий смысл, придавали ему крутость, а может, и сексуальность. Миллер мимолетно порадовался, что ему больше не придется греть парню койку.

Теперь, когда он заведовал службой безопасности АВП, он яснее прежнего видел разнородность этой организации. Было время, он считал, что АВП мог бы управиться с Землей и Марсом, если дойдет до настоящей войны. Денег и иных средств у них определенно имелось больше, чем он когда-то думал. И еще у них был Фред Джонсон. А теперь и Церера, если они сумеют ее удержать. Они взялись за станцию Тот — и справились.

А все же кое-кто из ребятишек, с которыми он штурмовал Тот, участвовал и в подавлении обороны «Наву», и больше половины будут на корабле-смертнике, когда он вылетит к Эросу. Вот этого Хэвлоку никогда не понять. Наверно, никому из живших в даровой надежности естественной атмосферы никогда полностью не понять силы и уязвимости общества, основанного на устремленности делать то, что д о лжно, быть быстрым и гибким — каким и был АВП. На умении соединить все свои фрагменты подвижными сочленениями.

Если Фред не добьется участия в мирных переговорах, АВП ни за что не победит дисциплинированного, единого флота внутренних планет. Но и не потерпит поражения. Войне не будет конца.

Ну что ж, разве не такова вся история?

И что тут изменят звезды?

Зайдя в свою квартиру, он запросил связь с терминалом Фреда. Фред Джонсон на экране выглядел усталым, но держался молодцом.

— Миллер, — поздоровался он.

— Мы можем выводить корабль, если ваши службы готовы.

— Идет погрузка, — ответил Фред. — Грузится взрывчатый материал, после которого поверхность Эроса станет недоступной на годы. Осторожней с ним. Если кому-то из ваших мальчиков вздумается закурить в неположенном месте, мы уже не успеем заменить мины.

А не: «…вы все погибнете».Ценно оружие, а не люди!

— Да, я присмотрю, — сказал Миллер.

— «Росинант» уже в пути.

Этого Миллеру знать было не обязательно, однако Фред счел нужным упомянуть. В его старательно нейтральном тоне крылось подобие укора. Единственные известные образцы протомолекулы вышли из сферы влияния Фреда.

— Мы успеем присоединиться к нему и отогнать от Эроса кого угодно, — пообещал Миллер. — Нет проблем.

На крошечном экране трудно было разобрать, много ли искренности в улыбке Фреда.

— Надеюсь, ваши друзья в самом деле справятся, — заметил он.

У Миллера возникло странное чувство — какая-то пустота прямо за грудиной.

— Они — не мои друзья, — сказал он.

— Правда?

— У меня, строго говоря, нет друзей. Все больше люди, с которыми я работал.

— Холдену вы многое доверили, — заметил Фред. Это прозвучало почти вопросом. Или вызовом. Миллер улыбнулся, помня, что и Фреду трудно будет определить степень искренности его улыбки.

— Это не доверие, а точная оценка, — возразил он.

Фред кашлянул.

— Вот почему у вас нет друзей, друг мой.

— Отчасти, — сказал Миллер.

Больше говорить было не о чем. Миллер прервал связь. Так или иначе, у него теперь имелась почти своя нора.

Ничего особенного — стандартная клетушка, в которой личного было еще меньше, чем в его норе на Церере. Он присел на койку, просмотрел на терминале статус корабля-смертника. Он помнил, что пора идти в док. Диого и прочие уже собирались, и, хотя вряд ли угар прощальных вечеринок позволит им явиться в срок, все же это могло произойти. У Миллера не было даже такого оправдания.

Джули поместилась у него в голове за глазами. Она подогнула ноги калачиком. Она была красива. Она была такой же, как Фред, Холден и Хэвлок. Родилась в гравитационном колодце и пришла на Пояс по собственному выбору. Этот выбор убил ее. Она искала на Эросе помощи и тем погубила его. Если бы она осталась на корабле-невидимке…

Джули искоса взглянула на него, ее волосы развевались наперекор гравитации вращения. В ее глазах стоял вопрос. Конечно, она была права. Возможно, это немного оттянуло бы события, но не остановило бы их. В конце концов «Протоген» и Дрезден отыскали бы ее. Наверняка. Или вернулись бы обратно и откопали новые образцы. Их ничто бы не остановило.

И он знал о Джули — знал, как он мог знать о самом себе, — что она была не такой, как другие. Что она понимала Пояс и астеров и понимала, что надо пробиваться дальше. Если не до звезд, то хоть поближе к ним. Ей была доступна роскошь, какой Миллер никогда не знал и не узнает. И она от нее отказалась. Она пришла сюда и осталась, даже когда они угрожали продать ее гоночную шлюпку. Ее детство. Ее гордость.