Пробуждение Посейдона
Шрифт:
– С удовольствием.
Доктор Андиса дала Ру мензурку с янтарной жидкостью, каким-то лекарственным укрепляющим средством, которое Гома, в свою очередь, поднесла к губам Ру. Ру медленно отхлебнул, затем принял сидячее положение на кровати. Гома была воодушевлена этой демонстрацией решимости и силы.
– Спасибо, - сказал Ру, забирая у Гомы мензурку.
– Как это было для тебя - выходить в свет?
– Думала, что все плохо, пока не увидела тебя.
– Это действительно поднимает мне настроение.
– Если это тебя утешит, говорят, что легкой дороги не бывает ни у кого.
– А ты уверена, что это не розыгрыш - вы все не разыгрываете меня?
– Нет, мы действительно на месте. Около Глизе 163 - или, во всяком случае, быстро приближаемся к ней.
– Я хочу все увидеть.
– Ты сделаешь это. Но это как кондитерская - мы едва знаем, с чего начать. Хотя у меня уже есть работа.
– Тебе повезло. Что это?
– Я должна ответить на сообщение. Нам подали сигнал, приказали направляться к одной конкретной планете. Я думаю, это Юнис.
– Это ты так думаешь.
– Тон был достаточно прохладным. Мы узнаем наверняка, когда доберемся туда.
– А Дакота - есть что-нибудь о ней?
– Ру взглянул на оставшегося медика и слегка понизил голос.
– Другие танторы, которые ты мне обещала?
Гома улыбнулась - это было так, словно они делились пикантным секретом, едва осмеливаясь упомянуть о нем вслух в присутствии других.
– Это никогда не было обещанием, просто возможностью.
– Танторы?
– спросила доктор Андиса с улыбкой.
– Мы не можем бросить нашу работу, - сказала Гома.
– Не могу перестать думать о слонах в Крусибле. Мы живем ими, дышим ими, мечтаем о них.
– Все в порядке, - прошептал Ру.
– Мы никогда не ожидали получить все ответы за один раз, и я был бы разочарован, если бы мы это сделали. Но когда мы доберемся до этой планеты, какой бы она ни была, я хочу быть ее частью.
– Тебе предстоит пройти долгий путь, прежде чем ты станешь достаточно сильным.
– Честно говоря, прямо сейчас я чувствую себя чем-то брошенным умирать. Что они делали со мной, пока я был под наркозом?
– Что бы это ни было, хочешь верь, хочешь нет, но, похоже, это сработало. Если бы только ты позаботился о себе давным-давно, тебе было бы легче.
– Мы бы никогда не встретились.
– Не будь в этом так уверен.
– О, я могу им быть. Ты и я - интеллектуальные соперники, конкурирующие исследователи в одном направлении исследований? Я бы ничего не значил для тебя, если бы не представлял угрозы, Гома Экинья. И я только навлек на себя угрозу, доведя себя до полусмерти.
– Значит, я несу ответственность за то, что ты сделал с собой до того, как мы встретились?
– Я просто говорю, что если бы я заботился о себе, то никогда бы не привлек твоего внимания.
– Но я влюбилась в тебя в тот момент, когда увидела твое лицо.
– И почему мое лицо вызвало у тебя такой интерес?
У Гомы не было другого выбора, кроме как признаться.
– Мне было интересно, кто этот надоедливый нахал, который попирает все мои исследовательские интересы, осмеливается подвергать сомнению мои методы, имеет наглость намекать, что он знает о когнитивной науке животных больше, чем я.
– Спорю, ты хотела выцарапать мне глаза.
– Я бы не остановилась на глазах.
– Итак, послание здесь таково... если ты не можешь победить его, выходи замуж за него?
– Я полагаю.
– Бедный я дурачок. Я понятия не имел, во что ввязываюсь.
– Я тоже, - сказала Гома.
– Но я рада, что это случилось.
Она поцеловала Ру. Он вернулся, и на мгновение, каким бы коротким оно ни было, в мире Гомы все стало хорошо. Они были влюблены, они снова были вместе, их ждали тайны, которые предстояло разгадать. Это состояние сиюминутного, беззаботного блаженства не могло длиться долго, да она и не ожидала этого. Но она стала достаточно взрослой и мудрой, чтобы принимать такие подарки, когда их преподносят, не опасаясь за их скоротечность.
Васин делала все возможное, чтобы держать всех в курсе их открытий в новой системе. Она регулярно делала объявления по общекорабельному интеркому и периодически, для тех, кто был заинтересован, устраивала собрания в самой большой из зон общего пользования и показывала последние изображения и данные. Гома недоумевала, как этой женщине удавалось находить время для сна. Сейчас в спячке все еще находилось менее трети экипажа, и час от часу это число становилось все меньше.
Гома изо всех сил старалась не возмущаться каждым вновь проснувшимся лицом. Они все имели право быть здесь, даже "Второй шанс".
Васин рассказала им о новой Мандале, странной скале, вращающейся вокруг Паладина, структурах водного мира, передаче от конструкта. Снимки дополнили ее рассказ, но не добавили ничего принципиально нового. "Травертин" все еще работал на пределе своих сенсорных возможностей, предлагая дразнящие проблески, а не однозначные детали. Мандала на Паладине явно была того же типа, что и объект на Крусибле, но ее геометрия отличалась различными интересными способами. Похожие на арки сооружения, казалось, поднимались из океана на Посейдоне, но об их точной природе было трудно догадаться. Возможно, это действительно были арки или - как предположила Лоринг, основываясь на дразнящих намеках в данных - колесообразные структуры, которые на самом деле уходили вниз, в невообразимо глубокие слои воды. Опоясывающие луны были просто странными - они тысячью способов сбивали с толку датчики "Травертина", их орбиты были сферическими согласно одним измерениям, кольцеобразными согласно другим. Им нужно было бы подойти гораздо ближе, чтобы сказать больше, чем это.
Но их непосредственной заботой был совершенно другой мир. Орисон находился на орбите между горячим Посейдоном и более холодным Паладином, тоже слишком далеко от своего солнца, чтобы поддерживать плотную атмосферу. В то время как Паладин совершал оборот вокруг Глизе 163 чуть более чем за двести дней, а Посейдон - всего за двадцать шесть, орбита Орисона составляла семьдесят четыре дня. Это был бесперспективный, почти безвоздушный маленький мирок, и если бы не сигнал, эта безлунная планета не привлекла бы их внимания.