Прочь с Земли
Шрифт:
А самое страшное было то, что этот олень не был усыплён выстрелом, как полагалось по правилам. Он был убит самой настоящей пулей. Убит мастерски: выстрелом в сердце, с левого бока. Пуля попала в нижний край лопатки, чуть выше перехода лопатки в плечо. Смертельно раненый олень ещё прошёл немного по тропе к ручью, о чём говорил кровавый след на земле, но через несколько шагов рухнул.
– Что же вы творите, козлы? – простонал Капитан в ужасе.
И услышал в ответ знакомый голос санитара:
– Я те дам, козлы!..
«Откуда здесь санитары?» – ахнул Капитан, он окончательно проснулся и отбросил с лица одеяло.
Сильные руки уже тащили Романа из койки.
****
«Ну, вот и настало завтра», – подумал Борька, спускаясь со ступеней крыльца во двор.
«Завтра» – то самое место, где ты, стройный и мускулистый, обязательно бегаешь по утрам и легко решаешь все свои проблемы. Да их, этих проблем, по сути, и нет в этом «завтра».
Он вздохнул, огляделся и увидел невдалеке пацана, который уставился на него, словно рассматривал.
– Отличный кастом, – громко сказал пацан.
– Чего? – переспросил Борька.
– Я говорю… Отличный у тебя кастом, – повторил пацан, он подошёл поближе и добавил, словно повторяя заученную из учебника фразу: – Кастомный шмот ценен тем, что отвечает нашим внутренним потребностям.
– В школе учишься? – спросил Борька не без ехидства.
– Да, в выпускном классе уже, – охотно ответил пацан, словно, не заметив оскорбительной интонации вопроса, и спросил в свою очередь: – А это что у тебя в чехле?
– Это пила, – ответил Борька и опустил глаза на чехол, в ту же минуту почувствовав всю неуместность плотницкого инструмента здесь, в этом наступившем так внезапно великолепном «завтра».
Он убрал руку с пилой за спину и пробормотал, объясняя:
– Пила – это такой…
– Я знаю, что такое пила, – перебил его пацан и добавил: – Меня зовут Басилевс. Басилевс Архистар. Можно просто Басс, с двумя «с».
– А меня зовут Борис Морозов, – представился Борька. – Можно просто так и звать, я откликаюсь… Мы только недавно приехали из…
Пацан опять перебил его. Спросил, не дослушав:
– А зачем тебе пила?
Борька на минуту растерялся, но тут же нашёлся:
– Я – хирург в клинике пластической хирургии. На работу сейчас еду.
– Правда? – вскричал пацан, голубые глаза его округлились и стали огромными от изумления или восхищения. – Нет, правда?
– Нет, неправда… Я пошутил, извини, – смутился Борька.
Лицо пацана из изумлённого вмиг сделалось огорчённым.
– А я в медицинский собираюсь поступать, – объяснил он. – Хотел тебя расспросить.
– Нет, я на физика учусь, сори. В универ-сити, – опять извинился Борька и желая загладить свою вину, добавил: – А пила… Это чтобы с девчонками знакомиться.
Его расчёт оказался верным. Подвижное лицо пацана вновь стало заинтересованным. Даже болезненно заинтересованным.
– С девчонками? – переспросил он. – Это как?
– А вот увидишь, – пообещал Борька и пригласил: – Пошли прошвырнёмся? Где у вас тут тусуются клёвые чики?
– Кто? – не понял пацан.
Борис смутился. Сказал, опять извиняясь:
– Басс, извини. Может, я неправильно говорю. Мы только приехали из…
Басс опять недослушал его. Вскричал, успокаивая:
– Да ничего, не тсы! В Москве сейчас много приезжих, тут, считай, все сейчас приезжие.
– Да, китайцев у вас много. И других тоже, – пробормотал Борька скованно и добавил: – Я хотел спросить… Где у вас тут с девушками обычно знакомятся?
– Там же, где и везде во всём мире. В барах или кафе, – ответил Басс. – Можно в бар сходить… Только у меня ни голды, ни кача нет.
Борька глянул на пацана с удивлённым вниманием: тот совсем не смущался отсутствием у него денег, в чём бы никогда не сознались Борькины ровесники в Москве-21. В Москве-21 юлили бы и выкручивались до последнего, но не сознались. Может быть этот пацан – сын или внук «отказников»? Дед рассказывал ему об этом…
С середины ХХI века на планете началось странное, на первый взгляд, движение: дети миллиардеров стали массово отказываться от своих состояний, полученных ими в наследство от родителей. Капиталы свои они перечисляли международному Фонду «Общественное достояние», оставляя себе только проценты с этих капиталов. Объясняли они свой поступок просто: владеть многомиллиардными и даже многомиллионными состояниями, в то время как большинству людей на планете не хватает денег дожить до зарплаты, пенсии или пособия – безнравственно. Да, они так и заявляли средствам массовой информации: «Безнравственно!» И таких миллиардеров, и мультимиллионеров становилось всё больше. Их стали называть «отказниками».
«Может быть, Басс – сын или внук таких отказников? Ведь не спросишь же при первой встрече, а страшно интересно», – подумал Борька и сказал вслух:
– У меня есть деньги! Я приглашаю, будешь моим сталкером.
Пацан его понял и ответил коротко:
– Я согласен.
Они вышли со двора и двинули по улице, тротуары-инвизибул которой к этому времени уже потеряли свою прозрачность и под тяжестью множества ног насытилась материальностью: людей на улице фланировало много. Борька приглядывался к прохожим, к Бассу и к себе, стараясь двигаться так же, как окружающие, чтобы не выделяться из толпы, но понимая, что ему многому надо будет учиться. Они проходили мимо заведений, про которые Басс говорил небрежно:
– Не, этот бар токсичный. Не стоит даже коннектиться.
И Борька не переспрашивал, инстинктом понимая, что заведение это не очень хорошего уровня. Хотя язык в Москве-22 не слишком отличался от его собственного языка. Ну, если только английских и прочих иностранных слов стало больше. Наконец, они вошли, поискали себе место в переполненном зале и сели в баре, на витринах и вывесках которого значилось: «Русская кухня: от пиццы до суши». Борька тут же начал оглядываться, незаметно рассматривая окружающих, а потом повернулся опять к Бассу. Окинул его быстрым взглядом и спросил тихо: