Продавцы мечтаний
Шрифт:
– Не надо. Я просто хотела проверить.
Я коротко хохотнул и сморщился от боли, что вызвало ещё большую резь в ухе. Вернее, там, где оно было.
– Он всё равно пустой, - зло сказал я, осторожно прикасаясь к повязке. Она стояла колом из-за засохшей крови.
– У меня есть другой, - безразлично пожала плечами Силия и приподняла юбку.
Твою мать, ну где ещё девушке со стройными ножками хранить миниатюрные револьверы? Конечно же, в крохотной кобуре, прицепленной к аппетитной ляжке поверх чулка. Несмотря на усталость, я почувствовал острое желание.
Силия подошла ко мне и уселась рядом, обхватив колени и положив на них голову. Так мы и сидели в тишине, пока первые лучи солнца не прошили редеющий туман. Надо сказать, что замёрз я до такой степени, что зубы начали выбивать дробь. Зимой я частенько мёрз, но тогда я не страдал от кровопотери, да и вши заставляли забыть о холоде. Сейчас же во время любого приступа дрожи раны доставляли куда большее неудобство, чем обычно.
Наконец, когда солнце-таки появилось, и стало более-менее тепло, Силия что-то пробормотала и взялась за аптечку.
– Сначала спину, - сказал я, решив, что худшее надо оставить напоследок.
Продавец мечтаний замерла и неожиданно залилась краской, что заставило гореть и моё лицо. Она была просто прекрасна, если не считать мешки под глазами от недосыпа.
– Снимай рубаху, - медленно произнесла она, наконец.
– Если бы это было так легко. Придётся тебе. Только отдирай медленно.
– Готов?
– Готов. Да, вот так. Медленней. Угу, вот так не очень больно, продолжай. А, чёрт! Медленней! Мне же больно!
– Извини...
– Ничего. Это я истерик. Продолжай.
Наконец, рубаха была снята. Ощущение было такое, будто мне со спины содрали кожу. Но это даже принесло облегчение. Я чувствовал, как ветер обдувает мне спину и сушит выступившую кровь.
– Что там?
– угрюмо спросил я.
– Ничего серьёзного, - после паузы ответила Силия.
– Мелкие порезы, ссадины и синяки. Сейчас обработаю перекисью. Но тебе надо будет сменить рубаху...
– Лучше бы мне найти сменное ухо.
Силия обработала мне спину перекисью, потом протёрла влажной тряпкой и ещё раз дезинфицировала. Перекись шипела на порезах, вызывая своеобразную щекотку. А мне до ужаса захотелось спать. Так, будто бы я оказался в безопасности. Дома, например, или на больничной койке.
Из сонливости меня вывел голос Силии:
– А штаны у тебя в крови из-за спины?
И снова краска бросилась мне в лицо.
– Со штанами сам справлюсь, - сказал я.
– Глянь только, ничего не торчит?
– В смысле?
– Ну, хвост. Или пулемёт. Осколки есть?
– Да. Два. В правой...
– Это не важно. Просто дёргай.
После двух коротких вспышек боли я почувствовал просто неописуемое облегчение. Я ощупал штаны и понял, что кроме этих двух осколков их ничего не повредило, всё-таки более плотная ткань помогла.
– Теперь ухо.
– Ухо?
– слабым голосом переспросила Силия.
Я повернулся к ней. Девчонка совсем побледнела, я бы даже сказал, позеленела. Боится крови и решила участвовать в этом дерьме. Ну не дурочка? Не могла выбрать Представителя? Впрочем, если бы она выбрала Представителя, я уже был бы мёртв. Вряд ли он стал бы миндальничать, слушая, как я разговариваю с умирающим Авером, а просто выстрелил.
– Давай я сам, - тяжело выдохнув, сказал я.
Силия протянула мне полупустой бутылёк с перекисью и бинт.
– Спирта нет?
– Есть, наверное. Хочешь размочить повязку? Больно, наверное, будет...
– Угу, размочить. Только глотку. Принеси, пожалуйста.
На бутылочке со спиртом были лишь две надписи. Одна гласила "Спирт", а вторая "75/100". Крепковато, конечно, но процедура предстояла не из приятных. Я подошёл к озеру, глотнул из горла и сразу опустил голову в воду, чтобы напиться. Семидесятипятипроцентный спирт оказался пойлом не из лучших. У меня перехватило дыхание, а желудок чуть не вывернулся на изнанку. Но я справился с ним и глотнул ещё. А после осторожно набрал в ёмкость воды по горлышко и выпил, так же запивая пойло из озера. Эффект был просто устрашающим - я окосел сразу же.
Чувствуя, как в желудке горит огонь, я опустил голову в воду, вымачивая повязку. Холодная вода пронзила моё ухо болью, но я терпел, шипя и матерясь. Предположив, что повязка намокла достаточно, я вытащил из воды голову и принялся терзать узел. Я стремительно пьянел, но боль немного притупилась, потому каждое движение практически не вызывало мук. Ну, до тех пор, пока я не начал отдирать тряпку от правого уха.
Конечно же, я хотел выглядеть мужественно. Собирался скрипеть зубами, но не издать ни единого стона. Но когда повязка с кусочками моей кожи и комками спёкшейся крови оказалась у меня в руках, я рыдал и завывал от боли. Распуганные моими воплями птицы носились по округе. Силию, кажется, вырвало. А я, заткнувшись, тупо пялился на своё отражение в озере, чувствуя, как на меня снова накатывает отступившее было опьянение. У меня осталось меньше половины ушной раковины. Чёрт, фактически, ничего кроме мочки у меня и не осталось. И сейчас эти остатки обильно кровоточили. На скуле красовался короткий ожог. Что ж, пара сантиметров влево, и моя красота пострадала бы куда больше.
Совершенно опьянев, я кое-как обработал ухо перекисью и завалился на живот спать. Силия тормошила меня, говорила, что надо перевязать рану, но я её не слушал, слишком уж устал и натерпелся боли.
Этот белый домик носил куда меньше следов разрушения, чем виденные мной ранее. У него были выбиты стёкла, часть шифера валялась на земле, разбитая. Стены покрывала копоть. Но ни пожара, ни костей, ни воронок от бомб я не видел. Пожалуй, я бы даже здесь остался, но прядь волос, сжатая в моём кулачке, жгла мне руку.