Продавец троллей
Шрифт:
— Эй, мордашка! Давай станцуем!
Мадам Патан мгновенно обернулась и уставилась на попугая, злобно сощурив свои красные глазки. Если бы она была ведьмой и умела колдовать, Кастанак сразу превратился бы в волнистого попугайчика или во что-нибудь ещё более мелкое, но попугая не так-то легко было напугать, особенно когда он сидел на могучей голове Гектора. За время их знакомства он понял, какой это надёжный насест и что на нём можно чувствовать себя в безопасности. Если бы кто-то вздумал обидеть попугая, ему сначала пришлось бы преодолеть преграду в виде громадных клыков Гектора.
— Мне
Затем мадам Патан издала почти беззубым своим ртом какой-то шипящий звук:
— Ссссшшшш!
Анри, Бомстаф и Гудвин почувствовали, как у них мороз пробежал по коже, и они дружно попятились.
— Котёл кипит! — прокричал попугай. Неизвестно, что ответила бы на этот возглас мадам Патан, если бы успела вставить слово, но, прежде чем она опомнилась, Бомстаф уже взял себя в руки и заговорил с ней своим решительным капитанским голосом.
— Дорогая мадам Патан! — начал он самым сердечным тоном.
— Чтоб вам пговалиться сквозь землю! — перебил его попугай, что в этот момент было, конечно, довольно некстати, но Бомстаф не стал отвлекаться и продолжил:
— До нас дошли слухи, что у вас был как-то жилец, некий господин Кастанак, с которым мы очень хотели бы поговорить. Мы пришли к вам сегодня в надежде разыскать с вашей помощью этого господина… И если вы окажете нам великую любезность и поможете в наших поисках, то мы хотели бы выразить вам вещественным образом нашу признательность, надеясь, что вы от этого не откажетесь.
В такой изящной форме Бомстаф сумел сообщить мадам Патан, что они готовы ей заплатить за то, чтобы она рассказала им о Кастанаке. Однако его изысканная речь, казалось, не произвела на мадам Патан впечатления.
— Впегвые за пятьдесят лет вижу, чтобы ко мне постучались дважды за один месяц! — заявила старуха, и наша троица поняла, что она имеет в виду Анри, который уже побывал у неё в этот день. — Что же это делается! Никакого покоя!
Мадам Патан снова прищурилась. Затем уставилась на Бомстафа и долго стояла так, застыв на месте. Он чуть было не подумал, что мадам Патан окостенела и уже никогда не сдвинется с места, как вдруг она вновь заговорила.
— Ппффыхх! — фыркнула она. — Так и быть, входите!
Волоча ноги, мадам Патан повернулась и двинулась в свою комнату. Остальные потянулись следом и, войдя в комнату, с удивлением начали оглядываться по сторонам. Жилище мадам Патан выглядело так, словно тут никто не жил по крайней мере последние сто лет. На полу лежал такой толстый слой пыли, что волочившийся подол бурого плаща, в который была одета старуха, оставил на нём дорожку, на которой можно было смутно различить ранее скрытые половицы. Мадам Патан направилась к высокому креслу-качалке и уселась в него.
— Вы выбгали очень неудачное вгемя для своего пгихода, — сказала она. — А мне сейчас недосуг отвлекаться на газговогы, как газ пога когмить Долгонога!
Все невольно стали гадать, кто такой этот Долгоног, и начали оглядываться, но нигде не могли обнаружить ни кошечки, ни собачки. Не сделав, казалось бы, ни единого движения, мадам Патан начала покачиваться в своём кресле — медленно, неестественно медленно — взад и вперёд, кресло под ней поскрипывало.
— Ну, садитесь, что ли! — предложила мадам Патан, показав рукой на диван, по-видимому, жёлтого цвета, по крайней мере когда-то он, вероятно, был жёлтым, а сейчас его цвет скрывался под густым слоем пыли. Бомстаф сел на диван исделал Анри знак садиться рядом. Гудвину больше приглянулся стул с подушкой, который показался ему менее запылённым. Он уже приготовился на него сесть, но мадам Патан громко взвизгнула:
— Нет! Ты газ давишь Долгонога! Неужели не видишь, что это его стул!
Гудвин так и отскочил и обернулся поглядеть. Он подумал, что чуть было не уселся на старушкину любимую кошечку или хомячка, или кто там ещё мог быть из домашних животных! Но на стуле, на который он собирался сесть, никого не было. Он очень удивился, но всё-таки перешёл в другой угол, где тоже стоял стул, и сел там.
— Ну что же ты, Долгоног! Давай вылезай на свет! — ласково позвала мадам Патан, глядя в сторону пустого стула.
Гудвин, Бомстаф и Анри уже подумали было, что мадам Патан помешалась и ей мерещится, будто на стуле сидит её любимец. Но тут произошло нечто, отчего у них волосы встали дыбом! Послышался сухой шорох, и из-под подушки, лежавшей на стуле, высунулись две тонюсенькие лапки, покрытые мохнатой щетиной. Затем на свет показались ещё две лапки, и за ними наконец выползло тельце Долгонога величиной с широкое блюдце. Долгоног оказался пауком! В длину его лапки были не меньше, чем ноги пятилетнего ребёнка, а в толщину могли сравниться с теми соломинками для лимонада, которые ставят на стол, когда празднуют день рождения. Все шесть лапок сгибались посредине и пружинили, приподнимая и опуская плоское паучье тельце. Гудвин, Бомстаф и Анри в каком-то оцепенении следили за самым огромным пауком, какого им когда-либо приходилось видеть. Гектор вскочил в стойку, готовый сразиться с чудовищем.
— Сидеть, Гектор! — строго приказал Гудвин, не сводя глаз с паука. Он даже представить себе не мог, что случится, если между ними начнётся схватка. Паук быстро сполз со стула и приземлился на пол. Все затаили дыхание, гадая, куда он теперь направится. К счастью, он пополз к мадам Патан. Его лапки, скребущие по полу, издавали негромкое шуршание.
— Какой хогошенький, миленький паучок мой Долгоног! — приговаривала мадам Патан, поглаживая паука по жёсткой щетине на спине. Долгоног блаженно покачивался вверх и вниз на длинных лапках и вертел длинными усиками.
— Хотел покушать, мой славный? — спросила мадам Патан.
— До чего же он у вас ласковое и милое животное, мадам Патан, — сказал Бомстаф несколько изменившимся голосом. Он перевёл дух и, набрав побольше воздуха, продолжал: — Но мне кажется, с нашей стороны было бы нехорошо смущать его во время еды своим присутствием. Может быть, пока он кушает, вы позволите нам взглянуть на ту комнату, которую вы сдавали Кастанаку?
Бомстафу совсем не хотелось смотреть, как будет кушать Долгоног, и выяснять, из чего будет состоять его обед.