Продавщица
Шрифт:
— Я тоже, — говорит Мирабель. Мирабель уверена, что он сказал ей, что почти ее любит; Рэй уверен, что она понимает, что он не собирается быть ничьим бойфрендом.
— Мне сейчас приходится много ездить, — говорит он. Эта фраза призвана донести, что он будет рад приехать в город, переспать с ней и уехать. Мирабель уверена, что выражается огорчение частыми отлучками и предпринимаются попытки сократить разъезды.
— Словом, я что пытаюсь сказать — мы не должны отказывать себе в каких-то других вариантах, если ты не против.
Тем самым, уверен Рей, он дал понять — что бы ни случилось сегодня ночью, они будут встречаться
И вот Разговор проведен. И никто из них не понимает одной простой вещи — такие разговоры бессмысленны.
Бессмысленны для того, кто говорит, бессмысленны для того, кто слушает. Говорящий уверен, что все услышано, а слушающий уверен, что ничего не сказано. Мужчины ли, женщины ли, кошки ли, собаки ли — тех самых слов не слышит никто.
Они продолжают светски болтать за ужином, а потом Рэй спрашивает, не хочет ли она поехать к нему домой, и она соглашается.
Сексуальное сношение
Один щелчок выключателя — и дом Рэя превращается из почтового отделения в ночной джазовый клуб. Рэй начинает фантазировать о событиях, до которых остались считанные мгновения. Времена, когда он был рядом, но не имел, вот-вот сменятся неограниченным доступом. Воспоминание, как она сидела поверх него, а он слегка сжал ее груди под одеждой, кристаллизует его желание до хруста.
Рэя влечет к ней не просто потому, что он парень, а она девушка. Но и потому, что тело Мирабель, как он скоро установит, — абсолютный афродизиак. Интуиция ему это подсказала и привела его на четвертый этаж и усиливалась с каждым вдохом, с каждым касанием. Он это вывел методом дедукции по ее облику, по густоте ее волос, по длине ее пальцев, по фосфоресцирующему сиянию кожи. И сегодня он почувствует начало непреодолимой зависимости, хлебнет зелья, от которого, как ни старайся, не отучишься.
Он кладет ей руки по бокам шеи. Но Мирабель цепенеет. Она говорит, что ей от этого не по себе. Требуется несколько минут, чтобы снять блок, и он отрывается от нее, делает несколько не относящихся к делу замечании и приступает по новой. Они садятся на кровать и — заминка — перепутаница застежек и пуговичек, узкие скрипучие туфли. На этот раз он припадает лицом к ее шее и втягивает в себя ее природное благоухание. Это встречает подобающий ответ — несколько предметов туалета долой.
Они расслаблены. Они не собираются приступать прямиком к совокуплению — прерываются, чтобы поговорить, пошутить, подрегулировать громкость музыки. Накат, отлив, затем вновь подъем. Несколько минут поисследовав ландшафт ее обнаженного живота, Рэй останавливается, чтобы сходить в ванную, и исчезает из виду.
Мирабель встает и методично снимает с себя всю одежду. Затем ложится ничком на кровать и сама себе улыбается. Потому что Мирабель знает, что раскрывает свое самое тайное, свое несравненное достояние.
Тело Мирабель не вычурно. Оно не заигрывает, не зазывает, и от того любители драматических эффектов отправляются искать свой товар на другой ярмарке. Но если взглянуть на него в обрамлении безбрежной кровати или заключить в объятия и манипулировать им в процессе получения удовольствия — это тело явный образчик совершенства.
Рэй входит в комнату и видит ее. Ее бело-розовая кожа
Завтрак
За завтраком — спозаранку, потому что ей надо на работу, — Мирабель превращается в семилетнюю девочку. Она сидит и ждет, пока ее обслужат. Рэй Портер приносит сок, делает кофе, расставляет тарелки и насыпает хлопья. Идет за газетой. Мирабель так несамостоятельна, что ей не помешала бы нянька — держать ротик открытым и кормить с ложечки овсяными отрубями. Она изъясняется однословными предложениями. Рэю приходится заполнять эфир безобидными вопросами — так взрослые пытаются растормошить безразличного подростка. На мгновенном снимке этого утра проступает будущее их отношений, о чем Рэй догадается без малого пару лет спустя.
— Тебе нравится завтрак? — Рэй решает попробовать тему, которая для обоих непосредственно в поле зрения.
— Да.
— Что ты обычно ешь на завтрак?
— Калачик.
— Где ты берешь калачики?
— Там за углом от меня есть магазин.
Полный тупик. Рэй начинает сызнова.
— Ты в прекрасной форме.
— Йога, — говорит она.
— Я люблю твое тело, — говорит он.
— У меня мамина попка. Как два баскетбольных мячика под кожей — так она сама сказала, когда мы давно ездили в поход на машине. — Она хихикает. У Рэя на лице появляется странное выражение, и Мирабель, прочитав этот взгляд, говорит единственную забавную вещь за все утро: — Не беспокойся — она старше тебя.
Он хочет дотянуться до нее, скользнуть рукой за вырез халата, который он ей выделил. Он хочет пережить заново прошедшую ночь, провести рукой по ее грудям, чтобы проанализировать, кодифицировать и удостоверить их точную красоту, но не делает этого. Это будет иметь место однажды вечером, после ужина, и вина, и прогулок, и разговоров, когда соблазнение не подразумевалось, а итог не был предрешен. Его сексуальный двигатель уже пофыркивает и урчит в ожидании их нового свидания.
Либидо Рэя ровно на сутки опережает его разум, и завтра в это же время он вспомнит, что Мирабель стала совсем беспомощной утром и задумается над этим (его ум неповоротлив, когда дело касается женщин — часто он догадывается, что его оскорбили, унизили, использовали, месяцы, а то и годы спустя). Но поскольку он не знает, чего именно ждать от женщин — четыре года свиданий немногому его научили, — то воспримет утреннее поведение Мирабель как должное. Прежде Рей встречался с женщинами решительными, дружелюбными, живыми, честолюбивыми — такие, если им что-то не по нраву, атакуют. Унылая инертность Мирабель затягивает его в умиротворенный уголок, в тихую заводь женской беззаветности.