Проделки морского беса
Шрифт:
— Ах ты, вражина!
Елизар проворно отшатнулся и ткнул шпагой вперед. Клинок мягко вошел между кирасой и кожаным ремнем, пронзил тело и воткнулся в дерево. Кирасир беспомощно взмахнул палашом, выронил его и бессильно обмяк. Елизар вытащил шпагу. Хоть и приучили рубиться, а все же стало муторно; не так-то просто заколоть человека. Кирасир скребанул грязными ногтями по столешнице и рухнул.
Елизар, успев овладеть собой, нагнулся, выдернул у грабителя из-за пояса пистолеты, потряс за плечо.
— Эй, зольдат, как вы сюда залезли?
Длинная рука с рваным манжетом поднялась, показала в угол.
— Он
Глаза раненого закатывались, зрачки скрылись под веками, осталась только белая полоска.
Елизар оглянулся, увидел на миг знакомое лицо прячущегося за чужие спины человека. Не поверил глазам, крикнул:
— Пан Бонифатий?!
И кинулся к нему. Но в это время кто-то из мародеров распахнул двери на улицу — и вся шайка кинулась удирать. Матрозы бросились их преследовать, но вскоре вернулись, никого не догнав.
Елизар поглядел на купчишек. Народ упитанный, в теле. Мужики по преимуществу не старые.
Чего ж они так празднуют труса, жмутся к стене, подняв кверху руки, и пальцы дрожат? Равно как и щеки трясутся и прыгают?
— Господа купцы, — Аким, упираясь концом шпаги в пол, искал. немецкие слова. — Попрошу больше не иметь страху. Вас охраняют воины Российской державы. Соберитесь с духом. Возьмите ваше имущество: нам оно не нужно.
Елизар вдруг почувствовал, что кто-то дергает его за ножны шпаги, оглянулся, увидел мальчика-поваренка. Поваренок показывал в темный коридор. Округлив глаза, он кричал:
— Шнелль! Шнелль!..
— Чего тебе шнелль? — переспросил Елизар, схватил со стола золотой дукат, сунул мальцу.
Монета тотчас же исчезла, спрятанная за щеку. Но поваренок не отставал, тащил за рукав.
Елизар прислушался, сообразил — в коридоре все еще дерутся. Крикнул своим:
— Эй! Морские служители! За мной! Наружную дверь запереть, никого не впущать и не выпущать!
Сводчатый коридор был не прямой, а с загогулинами, вправо, влево, две ступеньки вверх, одна вниз. В глубине коридора метались огоньки, кто-то размахивал канделябром, скамьей били в закрытую дверь, несокрушимо прочную, как все в этом здании. Один из мародеров обернулся, выпалил из пистолета. Пуля, просвистев над ухом, ткнулась в стену.
— Сдавайся, кто жить хочет! Хенде хох! Лапы вверх! Выходи по одному! — гневно воскликнул Елизар.
Шведы не стали медлить: побросали на пол оружие, прижимаясь спинами к стене, высока поднимая над головами ладони, медленно стали пробираться мимо этого страшного русского, осатанелого от ярости. Шпага в Елизаровой руке тряслась, вот-вот пырнет кого-нибудь.
— Вяжи их! — распорядился Аким. — Судить вас, негодяев, будем как корсаров и грабителей!
Пленных связали и увели. Елизар подошел к двери, в которую ломились грабители, подергал дверную ручку. Дверь была заперта на замок. Попробовал постучать, объяснил, кто стучит. За дверью было все так же тихо. Подошел Аким.
— А може, и не надо туда? Елизар поскреб затылок.
— Ну как не надо?! Ежели мы этот гильдийский дом берем под охрану, так надобно знать, кто в тех комнатах. Может, там все со страху перемерли, а может, там злодеи… Аким,
Купцы только переглядывались, ключей у них не было. Подошел один матроз, видно — мастак по слесарному делу, присел, поглядел в скважинку, что-то прикинул, вытащил из кармана гвоздь, согнул, как надо. Просунул гвоздь в скважину, поднатужился, повернул.
В замке щелкнуло.
— Вот так, — сказал матроз, — можно входить.
Елизар толкнул дверь. За дверью была комната, ярко освещенная. Прямо против двери бледная дева с пистолетом в руке, видно, готовилась дорого продать жизнь. Другая женщина, пожилая, застыла на коленях в углу перед распятием. Елизар шагнул, пистолет поднялся, черная дырка ствола оказалась на высоте его глаз.
— Ну кроку [6] далей, пан жолнеж! [7] — отчаянно крикнула дева. — Пальну!
6
Крок (польск.) — шаг.
7
Жолнеж (польск.) — солдат.
— Погоди!.. — начал было Елизар, но дева годить не стала, надавила пальцем, курок щелкнул, высек искру. Выстрела не последовало, потому что пистолет дал осечку, — видно, на полку не подсыпали пороху.
— Ах ты, такая-сякая! — рассердился Елизар. — Тебя лее, дуру, спасают, а ты палить!
Он схватил пистолет за ствол, загнул кверху. Женщина у распятия со стоном повалилась, верно, без чувств. Но дева не хотела выпускать оружия, стала бороться. Сила у нее оказалась не девичья, может, удвоилась с отчаяния. Елизар не без труда выдернул изящный, хорошей работы пистолет из судорожно вцепившихся пальцев и все время видел перед собой странные глаза: широко открытые, бесстрашные и непонятного цвета — не то синие, не то зеленые. От борьбы у девы свалился с головы плат, разметалась коса с сильной рыжиной.
Овладев пистолетом, Елизар сунул его в карман, но тут дева, полыхнув глазами, выхватила из-за пазухи длинный, острый стилет, замахнулась:
— Забие, матка боска!..
Елизар инстинктивно отшатнулся, а Аким кинулся оборонять Друга.
— Дура! Коза бодлива! — возмущенно завопил он. — Чего машешь?! Мы ж тебя спасаем!
Рука со стилетом опустилась. Стилет пропорол угол воротника Акимова мундира, завяз, упершись концом в ушко пуговицы. Дева дернула оружие, чтобы высвободить и ударить вторично. Елизар сообразил и, раньше чем сие совершилось, в сердцах влепил деве пощечину, чтоб опомнилась. Дева ахнула и схватилась за щеку. Аким, ругаясь, отбежал, бережно вытащил стилет.
— Ишь ты! Чуть не зарезала, словно порося! За мундир-то четыре целковых плачено, сукно аглицкое, а она, гляди, как ворот пропорола..
Елизар взял у него стилет, сокрушенно покачал головой.
— Острый, бриться можно…
Поглядел, куда бы зашвырнуть, размахнулся, кинул вверх, в потолочную балку. Стилет воткнулся в дерево, задрожал. Пусть теперь достает, со стула и то не дотянешься.
Больше делать в комнате было нечего. Окна крепкие, забраны решетками, с улицы не влезешь.