Продолжение следует

Комарницкий Павел Сергеевич

Серебряный карандашик вертится пропеллером. Всё, решено, завожу себе такой же. Нет, чётки, как у папы Уэфа…

— Всё так, Победивший бурю. Всё так, Ди. Добавлю ещё, что и в тогдашних китайских империях ситуация была не лучше. И эти империи, постоянно воевавшие друг с другом и с соседями, тоже сокрушил бывший раб. Вот так, и только так, Рома. Но знаешь — я до сих пор не могу спокойно смотреть хроники того периода, снятые зондами. Как и большинство остальных, впрочем. Вопросы есть?

— Есть. Есть два вопроса.

— Целых два? — смеётся Уот. — Да ты растёшь, никак!

Он вдруг разом обрывает смех. Увидел мой вопрос, значит.

— Нет. Нельзя было отстоять твою родину, тогдашнюю Древнюю Русь. Если

хочешь, можешь сам найти материалы по тому периоду, монгольскому нашествию Батыя. Ты убедишься, что я прав.

— Но Европу же отстояли.

— Да!! — он вдруг взрывается. С чего бы? — Да! Мы не могли допустить, чтобы погибла нарождающаяся новая цивилизация. Именно так, Рома. Именно тогда в Европе проросли первые робкие ростки гуманизма. Это сейчас гуманизм тебе кажется естественным. А в те времена во всех поражённых болезнью странах естественными были убийства, грабежи и насилия. Убийства почитались доблестью, разбой был наиболее уважаемой профессией, садистские казни — нормой правосудия. Величайшее учение Восставшего из праха к этому времени было изрядно выхолощено, превратилось в догму, никак не влияя на реальную жизнь. «Не убий» — да, неплохо бы, да как тут не убить-то? И только в тринадцатом по вашему счёту веке мировоззрение людей — пока ещё не всех, пока ещё очень немногих — стало понемногу меняться. Это началось в Европе, Рома.

Уот внешне успокаивается, но я чувствую, как он взвинчен. Я вспоминаю, как Уэф чуть не плакал, когда задели эту тему.

— Ты не понимаешь. Ты уже многое понял, но этого ты не понимаешь. Тогдашний координатор, контролировавший китайские и прилежащие государства, сошёл с ума — а он был парень крепкий, иных там не держат. Ладно. У тебя был ещё вопрос?

— Да. Скажи, Уот — вот ещё при Александре Македонском у вас были перстни-парализаторы. И звездолёты были уже тогда. Ну, правда, телепортации не было… Но и телепортация появилась уже больше полутора тысяч земных лет назад. Слабовато что-то идёт у вас тут технический прогресс…

— У нас тут. Слушай, ты сколько съедаешь за один присест?

Я в растерянности хлопаю глазами. При чём тут?..

— Ну ты голодаешь?

— Да нет… — я окончательно сбит с толку и не могу поэтому углядеть его мысль. — Ем от пуза вообще-то…

— Тогда следующий вопрос. Надо ли работать над увеличением урожайности плодовых лесов, если всякой еды у всех поголовно, как ты говоришь, «от пуза»?

Наконец-то до меня доходит.

— Ага, ты понял, вижу. Технический прогресс — не самоцель для нас, это вон «зелёные» всё ещё обманывают себя мифами о первичности и непрерывности технического прогресса. Техника — это всегда средство, от ложки до звездолёта включительно.

— Да понял я уже! — не выдерживаю я.

— Не до конца ты понял. Ты ослеплён бешеными темпами развития техники на Земле. Тому есть две причины. Первая — ваша цивилизация находится на переломе. Тебе известно, что такое «переходный процесс»? Всякая цивилизация может пребывать в нескольких устойчивых состояниях. Первое — первобытное сообщество, по сути своей ничем не отличающееся от животного состояния, когда разумные существа используют свой разум лишь для того, чтобы найти и сожрать добычу. Второе — первичная цивилизация, где громадное большинство населения день и ночь тяжким трудом вырывает у природы скудное пропитание при помощи ручного труда и примитивных инструментов. И третье — развитая техническая цивилизация, где у всех всего довольно. И процесс перехода от одной к другой очень короток, по сравнению с периодом жизни самого разумного вида — своего рода «переключение». Это в норме, конечно. Так вот, человечество на самом переломе, ну чуть перевалило за середину процесса перехода. Людям ещё очень многое предстоит сделать, Рома — обеспечить себя энергией навсегда, уничтожить старость, обуздать смерть, победить

пространство и время… И сделать планету, свой дом, уютной и удобной для жизни. И когда всё это будет сделано, технический прогресс исчерпает себя. Ну будут разные мелкие изменения… А вот духовное развитие не должно прерываться никогда. Это и есть нормальное развитие любой цивилизации. Я вижу, у тебя ещё вопрос.

— Да. Ты сказал — всякая цивилизация может пребывать в нескольких устойчивых состояниях. А назвал только три. Есть и ещё?

Уот задумчиво вертит карандашик.

— Да. То есть мы знаем, что они есть, но как будет выглядеть этот следующий этап… Что ты знаешь про сингулярность?

Опять… Далась им эта сингулярность…

— Вот именно. Никто не может знать, что там, за Великим Барьером. Мы можем видеть только в пределах своей ступени развития, Рома. Ну как бы тебе… Ну вот какой-нибудь ваш древний шумер легко понял бы жизнь и общественное устройство в допетровской Руси. Или даже петровской, без разницы. Потому что это цивилизации одной ступени — первичные дикарские цивилизации, пусть и разного уровня развития, разделённые сорока веками истории. Но спустя ещё триста лет ему было бы очень трудно понять что-либо. Потому что людская цивилизация уже перестала быть дикарской, хотя переходный период и не завершён. Древний шумер был бы восхищён железной лопатой вместо медной, пришёл бы в восторг при виде стеклянных бус и зеркал, и оценил бы размеры и мореходность больших галеонов — куда лучше шумерских корявых ковчегов! — но представить себе самолёты, компьютеры, атомные электростанции… непонятно, немыслимо!

Вот так и мы, ангелы, не знаем, какой будет великая цивилизация Хозяев Вселенной. Не можем себе представить. А если бы могли, то и стали бы ими. Вот так, Рома. Ещё вопросы?

— Последний вопрос. Вот ты сказал — «тому есть две причины…» Но назвал одну.

Уот задумчиво смотрит на меня. Переходит на мысль.

«А вторая причина вашего стремительного развития — «зелёные». Им надо, чтобы от вас как можно скорее пошла прибыль. Вот они и стараются форсировать технический прогресс. Ещё вопросы?»

Но я только мотаю головой. Даже если бы и были ещё вопросы… Всё, предел!

— Ага, спёкся! — Уот смеётся. — Да и меня запарил, право. Ого, и солнце садится! Слушай, я чего-то голодный. Ладно, у меня тут кое-какая работа осталась, а ты сгоняй в лесок, пожалуйста, набери там… Да подальше отлетай, а то тут рядом коллеги подъели всё самое вкусное. Авоську возьми вон у «домового». Ещё вопросы?

— Будет сделано, учитель!

— Давай, работай. Где будешь смотреть следующую подборку, здесь?

— Как скажешь, — я смотрю твёрдо, но в голове тоскливо всплывает видение: Ирочка одиноко прикорнула на диване, съёжившись… и крылом чуть прикрылась…

— Всё ясно с тобой, практикант, — смеётся Уот. — Порхай домой. Я думаю, шеф будет не в претензии. Беспокоить его сейчас нельзя.

Уот вдруг резко обрывает смех, смотрит на меня очень серьёзно.

— А в следующий раз тебе предстоит с ним сложный разговор, Рома. И не только с шефом, я полагаю.

Какой разговор? Это он о чём?

— О том, о том. Ты полагал пронести такое мимо нашего внимания?

Ах, вот он о чём…

— Нет, это немыслимо… — Уот вздыхает. — Такая скромность, где не надо. Балбес ты, Рома, извини за прямоту. Ты должен докладывать о подобных вещах в первую очередь, не дожидаясь, когда кто-то другой разберётся в твоей голове. Всё ясно?

— Я понял.

— Ладно, лети. Да поесть-то мне принеси, слушай!..

* * *

— …А вот я тебя! А вот сейчас поймаю!

Нечаянная радость радостно верещит, уворачиваясь от моих рук. Знает, зверюга, что в замкнутом объёме у неё все преимущества — мне в комнате и крыльями-то не размахнуться толком, не то что летать, а она знай себе порхает.