Профессиональное убийство

Гилберт Энтони

— Мы не хотим, чтобы вы приходили в суд и говорили это, — сухо заметил я. — Я прошу сообщить, где ваш муж встретил ее.

— Я не знаю фамилии этого человека. У нас с мужем были разные интересы, и мы их разграничивали. Ни он, ни я не заводили разговоры на профессиональные темы. У него были свои дела, а у меня свои. Я много работаю в социальной сфере и в комиссиях, а исследования мужа — накануне смерти он писал книгу о восточном искусстве — зачастую не давали ему спать до утра. Однажды он сказал мне, что в доме у одного друга познакомился с девушкой, из которой, казалось ему, получится хорошая секретарша. Она ничего не знала о

его специфической теме, но он думал, что она изучит ее. Девушка владела стенографией, а он как будто был поражен ее умом. Да, бесспорно, она была умной. Если бы у меня попросили отзыв о ней, я бы сказала, что она хорошо справлялась со своей работой.

— Вашему мужу легко было угодить?

— Нет. Он сильно страдал от боли после несчастного случая в юности, был из-за этого раздражительным, требовательным.

— Но на Фэнни не жаловался?

— Нет, он всегда очень высоко отзывался о ней. Но я, разумеется, хорошо знаю по опыту, что женщина может быть очень хорошей работницей и очень скверным человеком.

— Вы руководствуетесь только интуицией, — возразил я.

— И знанием человеческой натуры, — самодовольно заявила миссис Хэммонд. — Имейте в виду, большую часть жизни я работала с людьми, в частности с молодыми женщинами.

Этот разговор не приносил никаких результатов. Я спросил, не может ли она сказать мне, где жила Фэнни, когда работала у ее мужа, и она назвала мне дом на Фосетт-стрит.

— Разумеется, женщина, получавшая такие деньги, какие платил ей мой муж, не могла позволить себе квартиру в той части Лондона, если у нее не имелось других доходов. А я знаю, сколько времени Фэнни проводила с ним. Она не могла работать где-то еще.

Намек миссис Хэммонд был понятен.

— Вы не принимаете во внимание частные средства? — поинтересовался я.

— Пожалуй, мне следует сообщить вам еще кое-что, — продолжила она. — Пока мисс Прайс была здесь, произошел очень неприятный случай. У меня пропала драгоценность, застрахованная, разумеется. Мисс Прайс старательно помогала советами и наведением справок, однако драгоценность так и не нашлась.

— И вы хотите сказать, что Фэнни была причастна к ее… пропаже?

— Это было бы клеветой в устной форме. Но полицейские заявили, что похитил ее явно кто-то из находившихся в доме. А слуги работали у меня много лет. — Она взглянула на часы. — Прошу прощения, больше я ничем не могу вам помочь.

И миссис Хэммонд нажала кнопку звонка.

Глава двенадцатая

И сердце буду я носить на рукаве,

Чтоб расклевали его галки.

Отелло

На этом мы расстались, и я отправился на Фосетт-стрит. Снова подумал, что у Фэнни хватает ума выбирать хороший адрес и мириться с посредственными удобствами. Фасад дома выглядел впечатляющим, даже красивым, но интерьер был убогим. Свисающие занавеси скрывали выпуклости стен, квартиры были дешевыми. Швейцара там не было, и когда я приехал, домоправительницы на месте не оказалось. Я поднялся к квартире номер восемь, где некогда жила Фэнни. Дверь открыла приветливая молодая женщина.

— Если вам нужен Билл, — сказала она, — то он пошел забрать из ремонта ботинки. Неожиданно получил утром несколько гиней и наконец может заплатить за новые подметки. Можете зайти, подождать его. Я как раз жарю рыбу.

Я

объяснил, что Билл мне не нужен.

— Мне дали этот адрес, сказали, что года два назад здесь жила мисс Прайс.

— Эта красавица? Вы знали ее? Наверное, теперь не общаетесь?

Неосведомленность этой женщины изумила меня больше, чем незнание миссис Хэммонд.

— Она в тюрьме, — сообщил я.

— Неужели это она? Господи! Какие скверные в газетах фотографии. Плохо, что Билл не написал ее портрет. Знаете, Билл помешанный, — доверительно добавила она. — Мечтает о ней с тех пор, как увидел ее. Хотел написать портрет. Мы видели ее всего два раза. Эта квартира была передана в субаренду, а у нее имелись подсвечники, которые мы думали приобрести. Когда заговорили о цене, разумной из нас троих оставалась только я. Фэнни Прайс готова была согласиться на любую цену — сказала, что все равно терпеть их не может, — а Билл готов был дать ей, не торгуясь, сколько она запросит. Отдал бы ради этого в заклад все, кроме своего мольберта. Он был от нее без ума. Забросил все, пытался сделать ее зарисовки пастелью. Заходил разговор о портрете маслом, но ничего не вышло. Будь у него этот портрет, он мог бы теперь запросить за него любую цену.

— Вы не поддерживали отношений с ней?

— Мы были беднее ее. После того как она съехала, я делала уборку и нашла закладную. Бриллиантовая брошь — двадцать пять фунтов. Сами знаете, что за народ эти владельцы ломбардов. Если не можешь предъявить закладную, они присваивают твои вещи. Однажды я чуть не поставила одному такому фонарь под глазом, потому что он не хотел отдать мне из заклада единственный приличный костюм Билла. А Биллу нужно было идти на встречу с предполагаемым клиентом. Ну, я подумала о несчастной Фэнни Прайс, ищущей эту закладную и теряющей двадцать пять фунтов. Потому что если владелец ломбарда дает тебе за брошь такие деньги, она наверняка стоит раза в четыре дороже.

— Вы так и не смогли связаться с ней?

— Нет. Я спрашивала домоправительницу, интересовалась в конторе по сдаче жилья — эти квартиры снимаешь сроком на год, без мебели, — но там о ней больше не слышали. Что ж, может, она нашла мужчину, для которого бриллиантовая брошь и двадцать пять фунтов сущая мелочь.

— Что сталось с закладной?

— О, мы долго хранили ее в конверте, еще несколько месяцев после того, как истек срок, а потом, наверное, выбросили — она уже ничего не стоила.

Неожиданно лицо женщины покраснело.

— Вы думаете, мы выкупили эту брошь? Прежде всего у нас никогда не было двадцати пяти фунтов, да и все равно, — она засмеялась, — я всегда скажу, что не следует попадать в ад за такие деньги. Будь сумма шестизначной, еще можно соблазниться. Но двадцати пяти фунтов не хватит на оплату наших счетов, стоит ли губить душу ради платы кредиторам?

Эта женщина ничем больше не могла мне помочь, поэтому я спустился вниз и на сей раз оказался столь удачлив, что застал домоправительницу дома. Мне не понравилась эта история с брошью после рассказа миссис Хэммонд об украденной драгоценности. Одной из черт Фэнни, которые привлекали меня, являлась та склонность к авантюрам, о чем говорила миссис Хэммонд. Скажи мне Фэнни, смеясь и вскинув голову, что это похищение организовала она, я бы ей поверил. Я мог представить ее крадущей брошь и даже гордящейся тем, что сделала это умно и не попалась. Но убивающей Рубинштейна вообразить не мог.