Профессия - Режиссер
Шрифт:
Но спорность не только в этом. Спорность и в том, чтосчитать существом «Вишневого сада». Об этом, впрочем, спорить как бы излишне, ибо со школы уже известно об уходящем дворянстве и т.п. Но и в этом вопросе тоже как бы сгустилась привычность.
Нужен был крен, который будет, конечно, понятен одним, а другим непонятен.
Однако, идяна подобные вещи, нужно идти до конца.Робость тут ничего не прибавит и не убавит. Будет все то же. Нужно было привычную тему конца дворянской усадьбы сделать обобщеннее, философичнее.Чтобы не бытглавенствовал, а проблема.Проблема
Нужно трагический смысл сделать как бы гротескным.
На Таганке было обсуждение «Вишневого сада» внутри театра. Актеры, не занятые в работе, довольно сухо приняли спектакль. По их мнению, это было местами скучновато, местами непонятно.
Об общем замысле говорили вежливо-абстрактно, что, мол, общий замысел понятен, но никто не порассуждал по поводу этого самого замысла. В чем он?
Только один случайно присутствовавший на обсуждении литератор сказал, что жизнь «строит рожи», а люди живут и не знают своей судьбы. И Чехов об этом печалится. Этот зритель, подумал я, умеет отвлекаться от частностей, понравившихся ему или нет, умеет отвлекаться от них и выстраивать в голове нечто общее.
«Но все же, — сказал он, — нельзя все время играть конечный результат. Судьба судьбой, но люди живут, они не просто пешки, марионетки в каком-то предначертанном построении, между тем актеры в спектакле скорее манекены, чем живые люди».
Я отвечал, что это правда, что надо достичь объема, но теперь почти разучились его достигать.
Теперь режиссер и актер, дай бог, чтобы схватили какой-нибудь стержень, но обживают они его с трудом и муками. На Гаева в Москве, пожалуй, есть один Смоктуновский, а остальные возьмут лишь одну черту, если вообще возьмут. А на Таганке откуда Гаев?
Трактовка исходит часто не только из современных задач,но и из современных возможностей.Режиссер, как и скульптор, работает в материале.
И вот получается спектакль, в котором общее решение не вытекает из объемной, живой ткани, а становится плодом лишь какого-то искусственного построения.Это, конечно, так.
Однако в этом, на мой взгляд, есть и некое достоинство. Явно иной человеческий материал, чем тот, что был в эпоху Чехова, диктует как бы не просто исторический, классический спектакль, а экспериментальный, приближающий старую пьесу, так сказать, к сегодняшней фактуре, и физической, и духовной. «Вишневый сад» становится как бы совершенно новой пьесой, к тому же написанной прекрасно.
Разумеется, чеховеды от вольности этой приходят в раздражение, но со временем они привыкнут, ибо человек 80-х годов XIX века уже никогда не воскреснет. Правда, будут таланты, способные в большей или меньшей степени проникнуть туда.Однако, скорее всего, талант будет включать в себя не только возможность проникнуть в то,— он еще будет выражаться в способности ощутить современное отношение к старым проблемам и ситуциям.
Софокл уже, вероятно, никогда не будет поставлен так, как он шел в его время. Чехов — как при Чехове. Да и не нужно.
Хотя, конечно, стремиться к объему все равно необходимо. И тут выступавший на обсуждении литератор, сказавший о марионетках, конечно, все-таки прав.
Впрочем, что такое объем? Это, быть может, смелое оперирование ролью, это абсолютное владение ею. Это умение раскрыться в ней полностью самому.Вот уж прав был Станиславский, придумав знаменитую формулу — «я» в предлагаемых обстоятельствах. Предлагаемые обстоятельства вроде остаются в пьесе все те же, а «я» вечно меняется. И если это действительно «я», а не что-то малоопределенное, то это «я» должно раскрываться, смело толкуя по-новому все, что вокруг него.
Работа на Таганке была тяжелой. Трудно приходить в театр с совершенно другим почерком. Только множество поставленных спектаклей позволило мне делать там что-то свое.
Пожалуй, не будь я известен им своими другими работами, я не был бы понят. Иногда я снова чувствовал себя, как когда-то на первых своих репетициях.
На Таганке другие привычки, другой характер репетиционной работы, совсем иная сцена. Манера игры другая.
Их частенько обвиняют в голой форме; но по сути — они гораздо больше реалисты, чем многие из нас.
Это вообще очень интересная тема. Они совершеннейшие реалисты, даже иной раз достаточно элементарные. Это парадокс, но именно я им казался формалистом. Моя условность иногда казалась им «неуловимой», они привыкли к более весомой, открытой условности.
Но эта их условность жанровая, что ли. А тут, по их мнению, — какой-то «абстрактный психологизм».
Они беспокоились: не будет ли скучноват мой внутренний рисунок, не поддержанный многими сильно ощутимыми конкретностями. Впрочем, работали они прекрасно, но кроме актеров, занятых в работе, есть еще не занятые, и есть, наконец, в каждом театре, так сказать, «идеологи» данного художественного направления. О, к ним в руки не попадайся, они что-то другое, не свойственное им самим, иногда принимают на стороне,но у себя дома им подавай только то, на чем они сами крепко стоят, хотя, возможно, в свое время они и это с трудом воспринимали. Но потом привыкли, уверовали в успех, и теперь — ни-ни, чтобы ничего другого не было!
Прошу извинить меня, но я вспомнил, как однажды Крэг захотел поставить спектакль у Станиславского. И что из этого получилось. В продолжение этого своего шуточного сравнения скажу, что я почувствовал себя, скорее, Станиславским у Крэга.
Только своеобразие ситуации было в том, что «Крэг», при всех своих ширмах,любил сочный быт, а «Станиславский», при всей любви к психологизму,тяготел к непонятной «Крэгу» условности.
Одним словом, не разбери поймешь!..
Однако я хочу повторить, что мои сравнения шуточны.
Тяжелее всего было актерам, потому что выстоять в своем театречасто труднее, чем выстоять перед публикой.Ведь надо еще к этой публике прорваться через своих, не потеряв веры в то, что делаешь.
И все-таки, кажется, мы к ней прорвались.
А теперь я снова на Малой Бронной.
Когда постранствуешь, воротишься домой...
Известных киноартистов называют «звездами». И вывешивают афиши с их портретами. Но я всегда с некоторым недоумением взираю на то или иное лицо. Отчего именно этот актер звезда?Оттого, что часто снимается? Но звезда — это, по-моему, актер или актриса, принесшие нам целый мир.А эта звезда — просто плохой спутник, и только.