Профессия

Ронберг Тони

Зак хмурит брови.

– Как вы связаны с этим делом?

– Я люблю ее.

– Вы любите Слуцкую? И это... мелкое личное чувство заставило вас проделать такой сложный путь... в поисках истины?

По сравнению с национальными интересами, которым служит Зак, это – мелкое... личное... незначительное... ничтожное...

– Я прошу вас... прошу только об одном – связаться с вашим Богом...

Парень вдруг снимает очки. Я вижу, что он совсем молод,

что у него мелкие, птичьи черты лица и нос с небольшой горбинкой. Глаза – раскаленные угли, губы – белая нить. Губы, привыкшие к молчанию... Он тоже смотрит на меня очень внимательно.

– Я не имею права на подобные «уточнения» приказов моего руководства, – говорит веско. – Но, господин Бартенев, я сделаю исключение – для вас и для себя, чтобы лишний раз убедиться, что ошибок в нашем деле не бывает, и чтобы вы знали, что все публикации о многочисленных невинных жертвах этого конфликта – ложь. Мы не русские, которые оставляют за собой горы трупов. Понимаете это? Случайных жертв не бывает.

Мне приходят на ум бесчисленные взрывы в Москве и приграничных районах, заминированные школы и театры. Но я молчу. В данном случае меня интересует только одно конкретное дело. И ничего больше.

– Я позвоню вам завтра, и мы договоримся о месте встречи. Я вижу, что вы понимаете наши ценности, и мы уважаем ваш народ. Не уверен, что смогу узнать причины этого распоряжения, но подтвердить его актуальность, думаю, сумею.

– Спасибо, – говорю я едва слышно.

Зак закрывает лицо очками.

– Ваши личные переживания мне понятны, но, поверьте мне, очень часто субъективное отношение мешает видеть истину. Для меня нет ничего личного, ничего индивидуального. Я – слуга своего народа.

Не киллер, не наемник, не посредник. Зак – воплощенное возмездие, и одновременно – полноценная личность с глубокими знаниями, стойкими убеждениями и собственными понятиями о добре и зле. По его мнению – ангел мести, по моему мнению – ограниченный исполнитель.

Выражение его лица не оставляет особой надежды. Мы прощаемся, Зак уходит первым. А я сажусь на его место в кресло. Закрываю глаза ладонью, как черными очками. Кто из нас слеп?

Перед глазами мелькают какие-то розовые пятна. Может, розовая майка Энжи. Может, это розовые стекла, через которые я вижу этот мир. Может, все вокруг черным-черно, выжжено, взорвано.

Я открываю глаза. В номер входит Энжи.

– Завтра он даст ответ. Тебе. И мне... У меня плохие предчувствия...

– Я уверен, что произошла ошибка. Иванна ни в чем не виновата. Завтра Зак подтвердит это.

– Тогда я получу другое задание...

И вдруг я понимаю, что это значит. Энжи получит другое задание. Мы никогда не увидимся больше. Не знаю, отпустят ли меня живым. Но для нее – все будет по-прежнему.

А если это не ошибка – она должна будет закончить работу. Убрать Иванну, убрать меня, замести следы...

Каким бы ни был ответ Зака – мы расстанемся.

– Энжи...

Личное мешает видеть. Теперь ей тоже мешает. Она спешит отвернуться.

– Идем, идем, Илья. Отсюда нужно уходить. А уходить всегда нужно быстро...

Жить вообще нужно быстро. Пока успеваешь.

33. ОТВЕТ

Мы не ужинаем вместе в ресторанах, не слоняемся по проспектам и не ночуем в одном отеле. Энжи растворяется в своей темноте, а я – в своей. В темноте чужого мегаполиса. В ожидании ответа...

Я не вижу ничего вокруг: уже чувствую, что мне ответит Зак, и все это наваливается и расплющивает меня.

Я умираю в чужом мегаполисе. Без авто непривычно. А, может, и не в авто дело. А просто рыбу вытащили из воды и бросили на раскаленный песок. Точнее, она сама выпрыгнула – в надежде исполнить всего одно желание.

Время до звонка Зака – вечность. Вечность, скрученная спиралью в сутки, но все равно – вечность. Когда я подношу мобильный к уху, замечаю, как трясутся мои руки. Зак называет другой отель и время – через час. Неизвестно, где этот отель. Я беру такси, за час – успеваю.

Дежавю нет. Совсем другой отель, другая обстановка, светлый номер. Зак без очков, в белой футболке и джинсах. Зак – просто темноволосый парень, может, студент столичного вуза. Тонкий и хрупкий, со слабыми руками. Никак не связной террористической группировки. Просто настороженный малый. Просто Зак.

Его лицо – мрачно. Настолько мрачно, что я замираю в дверях номера, глядя на его тонкую фигуру. Я еще не знаю, имеет ли выражение его лица отношение к его ответу, но сердце задыхается в предчувствии неминуемой беды.

Он кивает сдержанно.

– У вас несчастье? – вдруг спрашиваю я, уже не дожидаясь его слов.

– Несчастье? Гибель наших братьев – это несчастье личного характера. Главное, чтобы от этих смертей не пострадало наше общее дело. Это... касается и вашего дела тоже, – говорит он неожиданно. – Вчера я узнал, что человек, который отдал приказ по поводу Слуцкой – погиб.

– Погиб?

– Несколько дней назад. Но я узнал об этом только вчера, когда попробовал связаться с ним.