Программист
Шрифт:
— Вы на машине?
Следователь пожал плечами, мол увы…
— Будет транспорт, можно будет покружить по городу. Ничего не обещаю, но все может быть.
Мои слова следователь воспринял как сигнал к действию и тут же набрал номер на мобильнике.
— Саня, привет, давай подъезжай к… (он назвал адрес), нужно покататься по району.
Вырулив с дворов на Пятилетку, мы повернули направо, туда, где улица Девятой пятилетки пересекалась с Мира. В обшарпанном милицейском УАЗике с гордой надписью «полиция» я сидел на переднем сиденье, всё ещё бережно держа фото меж ладоней.
— Направо.
— Твою мать! Раньше не мог сказать! Перестроится не успею!
— Тогда проезжай
— А потом куда?
— А я знаю? — окрысился я, — Не знаю пока…
Так препираясь и поругиваясь мы продвигались по городу около часа. Чувствовал я плохо и всё думал о том, почему так… Почему на заводе — могильный холод, жуть какая-то а тут нет. Потом догадался, что невинное дитя сразу ушло в рай, а на заводе была неупокоенная душа. Колесили и колесили по проспектам, улицам и переулкам, и тоненькая указующая в душе стрелка то появлялась, то пропадала. Может потому, что мы слишком быстро двигались? Не делайте мне смешно, как говорят в Одессе. УАЗик и скорость несовместимы. В конечном итоге надоело это не только мне, а в первую очередь водителю Сани, который в виду иссекших запасов слюны ей не брызгал, а только шипел на меня как удав на кролика. А во вторую очередь надоело следователю Мишину, который уже пожалел, что со мной связался и чувствовал себя дураком. Больше всего ему было стыдно перед водителем, и он боялся, что тот расскажет об этой поездке с мнимым экстрасенсом в райотделе, и выставит Мишина на посмешище. Чувствовал я это затылком, знал, что так и есть…
— Саня, ладно хватит. Давай дуй прямо до микрорайона А, а там развернемся и домой.
Саня дунул. Я молчал. Мы проезжали мимо Молодежного, когда вдруг у меня закололо в кончиках пальцев, сначала я подумал, что руки занемели фото держать, и лишь потом дошло…
— Саня! Стой! Остановись здесь! — осипшим голосом скомандовал я.
— Охренел? Где я тебе тут остановлю?! Жди до перекрестка.
У перекрестка нас встретил красный сигнал светофора. Отлично. Ни слова не говоря, я вылез из машины и пошёл назад меж тесного потока автомобилей. Сзади хлопнула дверь.
— Олег, подожди! Олежка, да подожди ты!
Мишин поспешил следом. А следом за ним пронеслись невнятные маты водителя. Типа место наше в психушке. А меня неудержимо потащило направо. К густо заросшему скверу. Стоп! Это не сквер, вспомнил я. Это старое чумное кладбище времен гражданской войны. Не знаю, правда ли, что хоронили там умерших от чумы, или другой такой заразы, но кладбище теперь почти в центре разросшегося города. И хоть земля у нас сейчас на вес золота, кладбище не трогали и под новостройки не пускали. Могил там уже почти не было видно, а черных деревянных крестов на могилах раз-два и обчелся. Не может быть сказал я себе, всё ещё не веря предчувствию… На ватных ногах я перелез, через низкий, покосившийся заборчик. Мне хотелось бежать от туда, бежать куда глаза глядят, лишь бы не увидеть то, что сейчас увижу. И в то же время что-то внутри меня, что сильнее моих страхов и брезгливости тянуло меня как магнитом. Я ошибся, это не педофил, понял я, продираясь, сквозь заросли шиповника к черному кресту, на котором что-то страшно белело…
Слова доходили до меня словно через туман густой как вата.
— Кто это мог сделать? Кто? Да не молчи ты программист! Скажи хоть что-нибудь!
— Сергеевич, да не тормоши ты парня, видишь белый как мел. Того гляди в обморок брякнется…
Это Саня оттаскивал от меня взъерошенного следователя. Этого не может быть, как молитву твердил я себе. Не может быть. Не может быть. Не могло быть черных оплавленных свечей расставленных вокруг, не могло быть чаши из человеческого черепа, наполненной кровью… Не могло быть. Никак не могло. Но было. И сердце моё готово было разорваться от боли. А мозг отказывался поверить. Приехало много людей. Они всё ходили и ходили вокруг. Беспрерывно щелкал фотоаппарат. Что-то говорили, что-то делали. А потом поднесли что-то в стакане мне и заставили выпить. И боль прорвалась наружу, слезы брызнули из глаз от неразведенного спирта, а дыхание перехватило. Я закашлялся.
— Да вы охренели!
— Во! Видишь, помогло! А ты нельзя! Не положено! Ласты склеить может…
Глава 4
— Артём, ну что ты как ребенок? Понятно, что винду перебить проще, а извилиной пошевелить лень? Откат сделать не пробовал?
— Пробовал. Не помогает.
— Тогда смотри…, - я сел за комп, чтобы самому наглядно и точно просмотреть чего и куда, и проинструктировать Артёма по телефону.
— Забей в строку, там, где выполнить — редактирование реестра — рег эдит. Забил? Заходим в ветку «аш кей карент юзер — софтваре- майкрософ — виндоус — карент версия». Там смотри папку «рун». Нашёл? Создаем в этой папочке строковой параметр. Обзываем его лэнгвиджес бар.
— Подождите, я не успеваю…
Минутная пауза. За это время я успеваю вспомнить вчерашнюю встречу с Галиной Ивановной. Зачем я к ней поперся? Чего хотел? Понимания? Сочувствия? Понимания — да. Сочувствия — может быть. Но главное я хотел узнать, откуда такие уроды берутся и для чего они это делают.
— Сделал.
— Молодец. Теперь в поле «значение» введи «цтмонф=цтмонф. экзе.» перезагружай и будет тебе языковая панель.
Опять пауза. Жду, когда у Тёмы комп перегрузится, и станет понятно — то ли он сделал или нет. Какая бяка эта восьмая винда, такая гадость. Интерфейс гадкий, на тупого юзверя, а сама система сырая и сука глючная. Одна головная боль с этой восьмеркой.
— Есть. Значок появился.
— Вот и хорошо. Бери деньги и дуй по следующей заявке.
Тяжко нам вдвоем. Коля у меня в отпуск отпросился и я теперь по старинке всё сам разруливаю. Отвык уже… Не разруливать отвык, отвык обучением заниматься. Только вот Колю поднатаскал, а Коля обучал Артёма без моего участия, когда тот появился.
О чем это я хотел написать? Ах, да…
Галину Ивановну я нашел без труда. Четвертый дом, второй подъезд, первый этаж, дверь налево. Номер квартиры выяснить не удосужился. Открыла дверь. Посмотрела на меня, а я посмотрел на неё.
— Что случилось?
— Долго рассказывать.
— Проходи.
Прошёл. Однокомнатная полупустая квартира меня не удивила. Немного грязновато. Не то, чтобы бардак и тараканы по стенам, но не как у нас с Иркой вылизано. Помню, мама меня учила, что познакомившись с девушкой и придя к ней в дом, я должен обратить внимание на газплиту. Порядок или беспорядок в доме — дело временное, к приходу гостей все можно по углам распихать, и сделать чики-пуки. А вот газплиту хозяйка всегда моет не на показ, а для себя. Если газплита чистая, то и женщина чистоплотная и аккуратная. Вот Ирка такой и оказалась, а матери моей она всё равно не понравилась.
Сели на кухне. Чайник. Пятна на плите от перекипевшего супа. Хлебные крошки приютились у солонки на столе. Говорил я не долго, минут десять от силы. К тому же первый мой шок прошёл и рассказывал уже не так эмоционально, как воспринял сразу. Галина Ивановна реагировала, как и должна была реагировать. Охала, ахала, ужасалась, сочувствовала, как любая мать и женщина. Одного не было в её реакции — удивления. Это я почувствовал сразу и напрямую спросил: «Ритуал вам известен?» Она замялась. Ритуал ей известен не был, но нечто подобное изредка происходит. Происходит, как правило, от людей больных, у которых смертный грех — гордыня зашкаливает, и они мечтают изменить свою судьбу. Что им надо? А надо как всегда — власти и денег. Педофилам в между прочим, тоже не любви надо, а власть и силу свою показать, значительность. Хотя на самом деле люди это глубоко зачморёные, с комплексами.