Прогулки по радуге
Шрифт:
Данила переваривал рассказанное Эрикой. Тони, значит, погиб. Это страшно. Не зря он так переживал, что в такую погоду лететь опасно. Ведь он их так отговаривал. Он так не хотел задерживаться в деревне. Словно предчувствовал беду. Столько полетов, столько опыта, и вот из-за каких-то двадцати минут задержки он погиб. Как глупо. Бессмысленно. Почему он не послушал его, остался на этот дурацкий обед? Самый разумный из них в результате умер.
Было трудно поверить, что он никогда уже не увидит его смеющегося лица и не услышит его шуток. Они его больше никогда не увидят. А ведь они хотели попросить его стать крестным их малышки. Данила закрыл глаза, представив перед собой лицо их верного друга. Столько всего прошли вместе, и вот теперь… Судьба милостива далеко не ко всем. Данила снова открыл глаза, собираясь задать вопрос, который на самом деле больше всего волновал его сейчас — насчет ребенка, но тут вдруг заметил, что что-то во внешнем виде Эрики казалось странным. Она лежала в такой же больничной одежде, что и он, и тоже была обвешана разными трубками и проводочками, ведущими к мониторам.
— А почему ты здесь в больничной одежде? Что все это значит? Что с тобой случилось? Что с нашим ребенком?
Она только улыбнулась в ответ, но не успела ничего ответить. В этот момент распахнулась дверь, и в палату вошел доктор Даррел.
— Ну как тут наши герои? Очнулись?
— Очнулись, — довольно бодрым тоном ответила Эрика, — вроде руки-ноги шевелятся, язык слушается, то есть все в порядке! Только вот грудь болит оттого, что набухла.
— С этим мы справимся, это не страшно. Будешь сцеживать пока, если хочешь сохранить молоко. Еще неделю на антибиотиках, и можешь возобновить кормление. А как наш потерпевший? — Даррел обернулся к Даниле, одновременно с удовлетворением отметив про себя, что все показатели на мониторах вполне нормальные. — Ты хоть знаешь, что произошло?
— До определенного момента помню, потом нет. Помню аварию, помню, что очнулся в какой-то момент здесь, и все — дальше полный провал.
— Неудивительно, ты же был в шоковом состоянии. Мы тебя чуть не потеряли. Но, — доктор с улыбкой взглянул на Эрику, — теперь, я думаю, у тебя появился шанс на второе рождение, вернее, ты уже родился заново, осталось только помочь организму с этим справиться!
— Я ничего не понимаю. — Данила переводил взгляд с доктора на Эрику, видя, что те заговорщически улыбаются. — Я ничего не понимаю, — повторил он. — Что происходит?
— Сама скажешь? — обратился Даррел к Эрике, но та отрицательно покачала головой. — Ну тогда мне выпадает эта честь. Понимаешь, во время катастрофы…
Доктор Даррел описал все, что с ним произошло, вплоть до его состояния, когда они испугались, что теряют его.
— Но твоя жена проявила поистине чудеса преданности и любви. Весь госпиталь преклоняет перед ней колени. Она спасла тебя, отдав тебе одну из своих почек. Она стала донором для тебя.
— Отдав мне что? Почку? — Или его мозг еще слишком медленно работает, или он вообще не понимает, о чем говорит врач. — Как это может быть?
— Твои почки отказались работать. Мы могли бы продержать тебя на аппарате искусственной почки какое-то время, но это бы тебя не спасло. Если бы Эрика не решилась на такой шаг — трансплантацию своей почки тебе, мы бы тебя не смогли спасти. И найти донорскую почку за такой короткий срок при твоей редкой группе крови мы бы тоже не смогли. А она оказалась для тебя отличным донором. Причем вся идея — от начала до конца — принадлежит ей. Так что вы теперь связаны не только обручальными кольцами. Ты в прямом смысле этого слова обязан ей жизнью.
— Теперь они связаны не только этим, — раздался голос Анны, незаметно вошедшей в дверь, — теперь у них есть еще эта чудесная малышка, которой не терпится увидеть наконец своих родителей!
Сверточек на ее руках пискнул в ответ, и оттуда высунулась сначала крохотная розовая ручка, затем показалось и все личико с заспанными глазками.
— Ах, мой котенок, как я по тебе соскучилась! Какая ты молодец, Анна, что принесла ее! — Эрика радостно протянула руки к малышке. — Мама так сильно скучала по своей дочурке. А как ты там, без меня? Расскажи маме, скучала? Посмотри, кто у нас тут есть — папа! Я же тебе обещала, что ты скоро увидишь папу, вот я и сдержала обещание. Кстати, Данила, познакомься, это наша с тобой дочурка, а это — Анна, мой лучший друг и, можно сказать, бабушка нашей малышки.
Тут она заметила нерешительно стоявшую в дверях Рабдину. Она не знала, что ей делать, вид врачей и бледных Данилы и Эрики несколько напугал ее, и она не решалась подойти к ним.
— Рабди, милая, что же ты там встала! Беги, обнимай Данилу, ты же столько просилась к нему! — Анна подтолкнула Рабдину к Даниле, и та с застенчивой улыбкой подошла к его кровати, осторожно обняв его за шею. Она заплакала. В последние дни она уже уверилась, что никогда больше не увидит его, потому что все что-то недоговаривали, потому что Эрике пришлось лежать с ним в больнице, она даже свою малышку оставила, значит, все было очень плохо. Она была уверена, что они просто не говорят ей правды, скрывая что-то ужасное. Как тогда, когда их похитили, а ей говорили, что они в командировке. И когда сегодня Анна сказала ей, что они пойдут и навестят их в больнице, Рабдина до последнего не верила, что сможет увидеть Данилу. Теперь она была рядом с ним и плакала от счастья. «Спасибо, тебе, звезда», — думала девочка.
Данила не мог говорить. Его сознание было не в состоянии объять информацию в таком объеме. Когда Анна поднесла к нему малышку, он не знал, как реагировать. Их крошка. Их долгожданная крошка! Мысли, эмоции — все смешалось запутанным клубком в его голове, и он не мог облечь в слова то, что чувствовал в этот момент. Его дочь! Господи, спасибо, что подарил нам это чудо. Его спасенная жизнь… Тут его ощущения не были столь однозначными. Как могла Эрика на такое решиться? Как она могла так рисковать? Имея кроху на руках и неся ответственность за Рабдину, как она могла так рисковать своим здоровьем, своей жизнью? Если бы спросили его согласия, он никогда бы не дал его, никогда бы не допустил, чтобы Эрика подверглась такому риску.
Он мало что понимал в трансплантологии, но мысль, что теперь Эрике придется жить с одной почкой вместо двух, обожгла его острым чувством вины. Точнее, эта была смесь самых различных ощущений. Получалось, что теперь почка Эрики будет работать на него. В этом было что-то очень странное и пугающее одновременно. В его сердце закрался страх: а что, если почка не приживется? Неужели тогда все страдания и жертвы Эрики окажутся бессмысленными? Нет. Не может быть, чтобы судьба допустила такую несправедливость. Эрика, Эрика… Раз человеку дано две почки, значит, так и нужно… Неужели он был ей настолько дорог, что она решилась отказаться от своего органа ради спасения его жизни? Неужели теперь всю жизнь надо будет бояться за ее здоровье? Зачем, спрашивается, ему вторая жизнь, если с Эрикой что-то случится по его вине?
Его мысли прервал смех Эрики, разглядывающей, как малышка схватила Данилу за палец и ни за что не хотела отпускать, притягивая его ко рту.
— Я могу догадаться, о чем ты сейчас думаешь, Данила, — ласково сказала Эрика, перейдя на русский. Она видела смятение, написанное на его лице, и прочитать мысли в его глазах было не так сложно. Она бы на его месте тоже испытывала неоднозначную реакцию. Идя на этот шаг, она и не ждала никакой благодарности от него, главным для нее было спасение его жизни — для него самого, для нее, для их детей, настоящих и будущих. — Мы использовали единственный шанс, который был возможен в данной ситуации. Поверь мне, Данила, без тебя мы бы никогда не были бы счастливы, нам: мне, Рабдине и малышке — нужен муж и отец, и, какой бы ни был риск, я ни капли не жалею, что приняла такое решение. Я сделала это не только ради тебя, но и ради себя, и ради наших девочек. Поэтому единственное, о чем ты сейчас должен думать, — это о том, чтобы поскорее встать на ноги и начать новую жизнь. Потому что ребенок — это всегда новая жизнь. Разве ты не хотел бы, чтобы она была у нас счастливой?