Происхождение всех вещей
Шрифт:
— Как новый день, — эхом отозвалась Альма.
— Вот именно.
— Сестра Этини, — проговорила Альма, — простите, но я должна задать вам один последний вопрос. Когда Таматоа Маре в последний раз был здесь, в заливе Матавай?
Учительница отвечала не раздумывая:
— В ноябре тысяча восемьсот пятидесятого года.
Сестра Этини побежала дальше. Альма же снова присела в тени и стала смотреть, как вокруг нее на берегу разворачивается праздничное буйство. Но смотрела она без радости. На сердце она ощущала вмятину, точно кто-то невидимый надавил пальцем ей на грудь и оставил глубокий отпечаток.
В ноябре 1850 года умер Амброуз Пайк.
Подобраться близко к Завтра Утром Альме удалось не сразу.
Прежде Альма никогда не видела, как исполняется этот танец, и увлеченно наблюдала за танцорами, как и все вокруг. Музыка была медленной и плавной. Юные танцовщицы вплели в свои волосы тройные нити жасмина и гардении и надели на шею ожерелья из цветов. У некоторых девушек на лице были отметины от оспы, но сегодня, в свете костров, все казались одинаково прекрасными. Даже под бесформенными платьями с длинными рукавами и высоким воротом, которые соответствовали всем миссионерским предписаниям, угадывались движения их рук и бедер. Бесспорно, это был самый соблазнительный танец из всех, что когда-либо видела Альма; она дивилась тому, как соблазнительно танцовщицы двигали одними лишь руками, и даже представить не могла, что чувствовал ее отец, глядя на подобное выступление в далеком, 1777 году, когда женщины танцевали в одних лишь юбках из травы. Должно быть, для мальчишки из Ричмонда, пытающегося хранить целомудрие, это было то еще зрелище.
Время от времени в круг хура впрыгивали атлетически сложенные юноши, изображая комичное шутовское вторжение. Сперва Альма подумала, что смысл этого действа в том, чтобы разбавить шуткой эротический накал, однако вскоре и движения юношей вышли за рамки приличий. Все они то и дело пытались схватить танцовщиц, но девушки грациозно вырывались из их тисков, ни разу при этом не оступившись. При этом казалось, что даже самые маленькие дети понимали скрытый смысл разыгрываемого представления — вожделение и укор — и покатывались со смеху, отчего казались гораздо проницательнее, чем было положено в их возрасте. Да что там, даже сестра Ману, образец сдержанности и христианского благочестия, не удержалась, прыгнула в круг и присоединилась к танцовщицам хура, с поразительной грацией извиваясь и покачиваясь всем своим грузным телом. Когда же один из молодых танцоров набросился на сестру Ману, она позволила себя схватить, к восторгу ревущей толпы. Затем танцор прижался к ее бедру и выполнил ряд толчков, смысл которых ни у кого не мог вызвать сомнений; сестра Ману одарила его кокетливым взглядом и продолжала танцевать.
Альма то и дело поглядывала на преподобного Уэллса — тот, казалось, был просто очарован происходящим. Рядом с ним сидел Завтра Утром; его осанка была просто-таки царской, а наряд безукоризненным, как у лондонского джентльмена. На протяжении всего вечера люди подходили к Завтра Утром и садились рядом, прижимались носом к его носу и приносили ему разнообразные дары. Он же на всех взирал с великодушной улыбкой. Поистине, Альма вынуждена была признаться, что никогда в жизни не видела более прекрасного человеческого существа. Разумеется, физическая красота на Таити была не редкостью, и со временем люди к ней привыкали. Здешние мужчины были очень хороши собой, а женщины и того лучше, но прекраснее всего были дети. Большинство европейцев в сравнении с таитянами казались бледными, криворукими горбунами. Это тысячу раз отмечали восхищенные чужестранцы. Альма повидала на острове много красивых людей, но Завтра Утром был прекраснее их всех.
Кожа у него была темная и гладкая, а улыбка — как медленный восход луны. Взгляд его сияющих глаз, казалось, проникал в самую душу. Не смотреть на него было невозможно. Мало того что Завтра Утро был очень красив — он привлекал всеобщее внимание своим телосложением. Он был очень рослым — Ахиллес во плоти. Такой, безусловно, мог бы повести за собой войско. Альма вспомнила рассказы преподобного Уэллса о том, что в стародавние времена, когда в Южных морях островитяне воевали друг с другом, победители расхаживали среди трупов поверженных противников, выискивая самых рослых и крепких. Отыскав же этих убитых гигантов, вскрывали их трупы и удаляли кости, чтобы сделать из них рыболовные крючки, зубила и оружие. Таитяне верили, что кости рослых мужчин наделены великой силой и делают носящего их на себе неуязвимым. Альма подумала, что Завтра Утром разобрали бы на части и наделали бы из его костей целый арсенал. Если бы, конечно, кто-то сумел бы его сперва убить.
Альма держалась в стороне от костров, стараясь оставаться невидимой. Никто ее и не замечал: всех слишком переполняла радость. Веселье длилось до глубокой ночи. Костры горели очень ярко, отбрасывая такие длинные мечущиеся тени, что о них можно было споткнуться; казалось, они вот-вот вцепятся в тебя своими лапами и утащат в по. Пляски стали неистовыми, а дети носились, как одержимые бесами. Альма никогда бы не подумала, что приезд известного христианского миссионера способен был породить такое буйство, но ведь она жила на Таити совсем недавно. Преподобного Уэллса все происходящее, кажется, ничуть не волновало; тот никогда еще не выглядел таким счастливым и оживленным.
Уже давно миновала полночь, когда Альме удалось протиснуться достаточно близко к центру событий, и преподобный Уэллс наконец ее заметил.
— Сестра Уиттакер! — позвал он. — Вы должны познакомиться с моим сыном!
Альма подошла к двум мужчинам, сидевшим так близко к огню, что их лица, казалось, пылали. Сложилась неловкая ситуация, ведь Альма стояла, а мужчины, как положено было по местной традиции, оставались сидеть. Она не собиралась прижиматься носом к их носам, увольте. Но тут Завтра Утром вытянул свою длинную руку для рукопожатия.
— Сестра Уиттакер, — промолвил преподобный Уэллс, — это Таматоа Маре, о котором я вам и рассказывал. Таматоа Маре, это сестра Уиттакер, приехавшая к нам из Соединенных Штатов. Она известный натуралист.
— Натуралист? — спросил Завтра Утром с ярко выраженным британским акцентом и заинтересованно кивнул. — В детстве я питал немалый интерес к естественной истории. Друзья считали меня ненормальным, ведь мне было дорого все то, что ни для кого больше не представляло ценности: листья, букашки, кораллы и все такое прочее. Но мне это было в радость, и я немало узнал о природе. Что за счастливая жизнь — проникнуть так глубоко в постижение мира! Вам повезло с профессией.
Альма смотрела на мужчину сверху вниз. Видеть его лицо так близко — то самое лицо, что неизгладимо впечаталось ей в память, лицо, которое так долго не давало ей покоя и завораживало ее, лицо, которое и привело ее на другой конец света, лицо, столь упрямо будоражившее и терзавшее ее воображение, лицо, которое преследовало ее, став поистине наваждением, — было настоящим потрясением. Лицо это произвело на Альму такое сильное впечатление, что ей показалось невероятным, что Завтра Утром в свою очередь не был так же поражен, увидев ее лицо: как могло случиться, что она знала о нем так много, а он не знал о ней вообще? Но с другой стороны, почему он должен был ее знать?