Происхождение всех вещей
Шрифт:
— Завтра Утром, как умер Амброуз? — Когда он сразу не ответил, она добавила: — По словам преподобного Уэллса, он скончался от инфекции.
— В конце концов, полагаю, инфекция его и доконала. Так сказал бы вам врач.
— Но отчего он умер на самом деле?
— Об этом не слишком приятно говорить, — промолвил Завтра Утром. — Он умер от горя.
— Но как? — настаивала Альма. — Вы должны мне рассказать. Каков механизм этого процесса?
Завтра Утром вздохнул:
— За несколько дней до смерти Амброуз Пайк сильно порезался. Мы с вами говорили о шрамах на лице сестры Ману. Вы же помните, как я рассказывал, что здешние женщины, потеряв любимого человека, берут акулий зуб и рассекают себе лоб? Но это таитяне, Альма, и таков таитянский
Альма закрыла глаза и увидела своего возлюбленного, своего Амброуза, его прекрасное лицо, истекающее кровью. Она тоже разочаровала его. Ему нужна была лишь чистота, а ей — лишь наслаждение. Она отослала его в этот отдаленный уголок земли, и он умер здесь ужасной смертью.
Завтра Утром коснулся ее руки, и она открыла глаза.
— Не мучьтесь, — спокойно проговорил он. — Вы бы не смогли этого предотвратить. Не вы довели его до смерти. Если кто и довел его до смерти, так это я.
И все же Альма не могла вымолвить ни слова. Затем у нее возник другой чудовищный вопрос, и она поняла, что должна его задать:
— Он и кончики пальцев себе отрезал? Как сестра Ману?
— Не все, — деликатно ответил Завтра Утром.
Альма снова зажмурилась. Она не знала, как все это вынести. Его руки, руки художника! Она вспомнила — хоть и не хотела вспоминать — тот вечер, когда вложила его пальцы в свой рот, пытаясь заставить его проникнуть в нее. Амброуз тогда вздрогнул и в страхе отпрянул, будто боялся, что она его укусит, словно она была демоном, явившимся для того, чтобы его сожрать. Он был так беззащитен. Как же ему удалось совершить над собой такое страшное насилие? Ей показалось, что ее стошнит.
— Это моя ноша, Альма, и я должен ее нести, — сказал Завтра Утром. — У меня достаточно на это сил. Позвольте мне нести ее.
Когда к Альме вернулся голос, она проговорила:
— Амброуз покончил с собой. Но преподобный Уэллс похоронил его по-христиански, как полагается.
Она не вопрошала, а лишь выражала свое изумление.
— Амброуз был образцовым христианином, — промолвил Завтра Утром. — Что касается моего отца — благослови его Всевышний, — то он добрый человек.
В голове у Альмы возник еще один вопрос. Он вызвал у нее дурноту, и даже в мыслях у нее слегка помутилось, но она должна была знать.
— Вы силой овладели Амброузом? — спросила она. — Вы покалечили его?
Это обвинение не оскорбило Завтра Утром, но он вдруг показался ей старше.
— О, Альма, — печально проговорил он. — Видимо, вы все-таки не до конца понимаете, что значит завоеватель. Мне необязательно добиваться своего силой, но, если я принял решение, у других уже нет выбора. Неужели вы не видите? Заставлял ли я преподобного Уэллса силой усыновить меня и полюбить сильнее собственной кровной семьи? Заставлял ли я остров Райатеа принять Иегову? Вы умная женщина, Альма. Попытайтесь понять.
Альма снова зажала глаза кулаками. Она не собиралась позволять себе плакать, но теперь ей открылась ужасная правда: Амброуз Пайк позволил Завтра Утром к себе прикоснуться, в то время как от нее лишь в ужасе отпрянул. Пожалуй, это опечалило ее сильнее всего из того, что она узнала сегодня. Ей было стыдно, что после всех кошмаров, о которых она сегодня услышала, ее все еще заботили столь низменные вещи, но она ничего не могла с собой поделать.
— В чем дело? — спросил Завтра Утром, увидев ее исказившееся от горя лицо.
— Я тоже хотела с ним близости, — призналась наконец она, — но он не захотел меня.
Завтра Утром с безграничной нежностью смотрел на нее.
— Так вот, значит, в чем разница между нами, — проговорил он. — Вы отступили.
Наконец начался отлив, и Завтра Утром сказал:
— Пойдемте скорее, пока есть шанс. Если идти, то сейчас.
Они оставили каноэ в безопасном месте и вышли из пещеры. В скале, как и обещал Завтра Утром, открылся небольшой, едва заметный уступ — нечто вроде кромки, опоясывающей утес у подножия, где можно было спокойно пройти. Они прошагали несколько сотен футов и начали восхождение. С моря утес казался отвесным и неприступным, но теперь, следуя за Завтра Утром и ступая в точности там, где ступал он, женщина увидела, что тропинка наверх здесь действительно есть. По краю утеса словно была вырублена лестница с углублениями для ног и рук точно в тех местах, где это было необходимо. Не глядя на волны внизу, Альма доверилась знаниям своего проводника и своей сноровке, как научилась доверять банде Хиро.
Поднявшись примерно на пятьдесят футов, они подошли к хребту. Там они углубились в дремучие джунгли, карабкаясь вверх по крутому склону, поросшему влажными, блестящими лианами. После нескольких недель, проведенных в компании банды Хиро, Альма была в прекрасной форме, и сердце ее стало крепким, как у шотландского пони, но этот подъем был по-настоящему опасным. Мокрые листья скользили под ногами, и даже босиком трудно было найти опору. Женщина начала уставать. Кроме того, она не видела дороги. И не понимала, как Завтра Утром определяет, на верном ли они пути.
— Осторожно, — бросил он через плечо, — c’est glissant. [61]
Он, верно, тоже устал, так как даже не заметил, что обратился к ней по-французски. До этого самого момента она и не знала, что он говорит по-французски. Что еще он умеет? Она поражалась этому человеку. Для мальчика-сиротки он проделал немалый путь.
Затем склон стал чуть более пологим, и они зашагали вдоль ручья. Они все шли и шли, а поток становился еще шире и стремительнее, и вот вскоре Альма услышала вдали глухой рокот. Поначалу их сопровождал лишь шум, но потом путники свернули, и Альма увидела водопад — поток высотой около семидесяти футов, широкую ленту белых пенящихся струй, обрушивающихся в грохочущий бурлящий водоворот. Сила падающей воды рождала порывы ветра, а брызги придавали им форму — как будто призраки оживали. Альме хотелось здесь задержаться, но Завтра Утром шел не к водопаду. Он склонился к ней, чтобы она услышала его за грохотом воды, показал на небо и прокричал:
61
Скользко (фр.).
— Теперь снова пойдем наверх.
И снова они начали подъем след в след — на этот раз у самого водопада. Вскоре Альма промокла насквозь. Она цеплялась за крепкие ветви горного пизанга и стебли бамбука, чтобы удержать равновесие. На вершине водопада их ждал уютный пригорок, поросший высокой травой, на которой были разбросаны гладкие камни. Они зашагали по едва различимой тропе в тени высоких хлебных деревьев и пальм и вскоре наткнулись на гигантский валун намного выше их. На самом деле здесь было целое поле валунов, один другого громаднее. Камни выглядели так, будто их внезапно сбросили с неба и выстроили в ряд. Завтра Утром протиснулся между валунами и отыскал проход. Альма последовала за ним. Они очутились на небольшом лугу, в своеобразной чаше, окруженной большими валунами. Она напоминала комнату в доме, только стены были из камня и возвышались на двенадцать футов с каждой стороны. Здесь было тенисто, прохладно и тихо, пахло минералами, водой и землей. А под ногами плотным ковром раскинулось самое роскошное покрывало из мха, которое Альма когда-либо видела.