Происхождение
Шрифт:
Дрожь утихла, и в ее сознании мелькнуло воспоминание, настолько быстрое, что, возможно, это была просто мимолетная мысль, а не воспоминание. Воспоминание о матери, привязанной к кровати, как она сама сейчас, и дико ругающейся.
– Мама была больна, - сказала она вслух, озираясь вокруг.
Я в больнице?
Стены были белыми. У кровати были перила. Рядом с ней на тележке стояло медицинское оборудование. Но когда она прислушалась, не услышала ничего. В больницах обычно
– Рэджис!
– позвала она снова.
– Рэджис, где я? Помоги мне, Рэджис!
Дверь открылась, и вошел пожилой мужчина. Он выглядел таким знакомым, но она не могла его узнать. Он был одет в джинсы и фланелевую рубашку.
Не врач. Посетитель?
– Я здесь, Хелен. Это я.
– Я вас знаю?
– Я Рэджис, Хелен. Твой муж.
– Чушь, - раздраженно прошипела она.
– Мой муж - молодой человек, а не старый пердун!
Мужчина не обиделся на ее выпад, он взял зеркальце с одной из медицинских тележек и поднес к ее лицу.
Боже мой! Я такая старая! Как я могла так постареть?
– Мы оба стары, Хелен. Ты не помнишь, потому что у тебя болезнь Хантингтона. Она у тебя уже много лет.
– О Господи!
Осознание этого болью отозвалось в сердце. Теперь она вспомнила - эту ужасную болезнь, которую унаследовала от своей матери. Она ослабляла нервную систему, вызывая потерю памяти и двигательных функций. Привязь была нужна для того, чтобы удерживать ее руки, когда наступала хорея - бешеные судороги, которые она не могла контролировать.
– О, я помню, Рэджис, о, Господи, я помню.
Он прижал ее к себе, нежно поглаживая по волосам.
– Скоро все будет хорошо, Хелен. Я обещаю. Мы скоро уедем отсюда, получим лучшее лечение. Надежда есть. Они каждый день делают новые успехи в генной терапии.
Его слова не ободрили ее. Несмотря на то, что они вселяли надежду, его слова не звучали убедительно. Скорее, заученно, словно он сам хотел убедить себя в этом больше, чем ее.
И тут ей пришло в голову... сколько раз он уже ей говорил это?
Хорея ударила снова, и он держал ее дрожащее тело, пока судороги не прошли.
– Я... люблю тебя... Рэджис.
– Я тоже люблю тебя, Хелен. Хочешь немного поспать?
Она кивнула.
– И я хочу пить.
Он налил воды из кувшина и держал стакан, пока она пила. Он также проверил памперс на ней, который оказался чистым. Женщина заплакала от смущения.
– О, Рэджис...
– Шшш. У меня есть кое-что, что поможет.
– Рэджис подошел к аптечке, висевшей на дальней стене, и достал шприц и ампулу. Очень профессионально он наполнил шприц, чем вызвал у жены недоумение.
– Рэджис, дорогой, где ты научился этому?
Тот грустно улыбнулся.
– Пришлось, чтобы помочь тебе заснуть и справиться с припадками.
– Ты уверен, что сможешь это сделать?
Он кивнул и погладил по щеке.
Укол был совсем не болезненным. Когда ее начала одолевать сонливость, она сосредоточилась на словах мужа.
– У него есть способности, Хелен. Удивительные способности. Скоро все будет хорошо. Я обещаю.
– У кого есть способности, Рэджис?
– спросила она.
– У Баба, Хелен. Скоро все будет хорошо.
Она попыталась удержать веки открытыми и улыбнулась.
– Я знаю, что так и будет, дорогой. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, Хелен. Сладких снов.
Она задремала, думая о своем муже и удивляясь, как он так постарел.
Глава 8
Неужели это и есть доказательства веры?
Наэлектризованный этой идеей, отец Майкл Трист уставился на Баба. Чудовище скрючилось перед прозрачной перегородкой, пока Энди, Сан и доктор Белджам выводили буквы на меловой доске.
Может ли этот демон быть тем, кого я искал все эти годы?
Майкл принял сан тридцать лет назад. Сильное акне и лицевой тик, заставлявший его моргать и дергать верхней губой в неподходящие моменты, превратили учебу в колледже в ад, даже в такой престижной школе, как Нотр-Дам.
На втором курсе он сменил специальность с биологии на теологию, отчасти потому, что считал, что никогда в жизни не сможет найти себе пару, но в основном потому, что считал науку крайне примитивной для объяснения многочисленных тайн Вселенной.
После окончания предтеологического факультета он два года служил дьяконом в небольшой церкви в Гэри, штат Индиана. Район был бедным, с одним из самых высоких уровней убийств в США. Когда он принял шестое причастие и вступил в священство, то попросил о переводе из архиепархии.
Затем произошло его вознесение, как он любил это называть. Это привело его к нынешней должности в Самхейне и к наблюдению за тем, как лингвист и ветеринар пытаются научить демона азбуке.
Шотцен наклонился и шепнул Тристу:
– Скоро они будут жарить зефир и петь песни у костра.
Трист проигнорировал замечание. Неужели Шотцен не видел, что перед ними? Как он мог оставаться скептиком? Если кто и должен быть скептиком, так это Трист. Он прошел обучение.
После Индианы Майкла направили в испаноязычный район с низким уровнем дохода в западной части Чикаго. Хотя он свободно говорил по-испански - естественное продолжение латыни, которую он изучал в школе, - его новая паства никогда не принимала его за своего, особенно из-за его нервного тика, отчего его левую сторону лица постоянно перекашивало.