Произведение в алом
Шрифт:
«Что вы здесь ищете?» - хотел я крикнуть, но неизвестный опередил меня:
– Пернат! Вы ли это? Провидение Господне! Но... но, ради всего святого, погасите свечу!
Голос показался мне знакомым, однако принадлежал он кому угодно, только не старьевщику Вассертруму.
Я послушно задул свечу.
В студии воцарился полумрак - лишь из глубокой ниши мансардного окна проникало тусклое лунное мерцание, точно такое же, как в моей каморке, - и долго пришлось напрягать мне
глаза, прежде чем в изможденном, пылающем чахоточным румянцем лице, выглядывающем из-за поднятого воротника, смог признать знакомые черты студента Харузека.
«Монах!» - пронеслось у меня в
Итак, Харузек, похоже, становится моим сподвижником... В курсе ли он того, что старьевщик устроил настоящую травлю доктора Савиоли и его... его... Впрочем, пребывание студента здесь в столь неурочное время позволяет предположить, что да, но я не решился впрямую спросить его об этом.
Харузек поспешно подкрался к окну и, осторожно выглянув из-за портьеры, оглядел ночной переулок - видимо, опасался, что Вассертрум мог заметить смутный отсвет моей свечи.
– Вы, разумеется, думаете, мастер Пернат, что я вор, коль скоро, проникнув ночью в дом к незнакомым мне людям, роюсь в чужих вещах, - неуверенно начал он после долгого и неловкого молчания, - однако клянусь вам...
Я тут же прервал покрасневшего до корней волос студента и заверил, что ничего подобного у меня и в мыслях не было, а чтобы окончательно его убедить, что не только не питаю в отношении него каких-либо подозрений, но и, напротив, склонен видеть в нем своего единомышленника, рассказал с небольшими сокращениями, которые счел необходимыми соблюсти, какая скверная история завязалась вокруг этой студии, выразив серьезные опасения, что некая знакомая мне дама оказалась в опасности
сделаться жертвой самого бессовестного и алчного шантажа со стороны старьевщика Вассертрума.
По спокойному и вежливому вниманию, с которым Харузек выслушал мой рассказ, не прерывая меня вопросами, я понял, что в общих чертах он уже обо всем осведомлен, хотя, быть может, каких-то частностей ему и недоставало.
– Все сходится, - задумчиво пробормотал студент, когда я закончил.
– Выходит, я не ошибался! Негодяй во что бы то ни стало жаждет свести счеты с доктором Савиоли - это ясно как день, а вот с компрометирующими материалами дело у него, судя по всему, швах. Иначе с какой бы стати ему день-деньской околачиваться вокруг этой студии! Прохожу я вчера, ну, скажем, случайно, по Ханпасгассе, - пояснил он, заметив мое недоуменное лицо, - и тут бросается мне в глаза, что Вассертрум вот уже битый час с эдакой скучающей физиономией, рассеянно поглядывая по сторонам, слоняется у ваших ворот, однако, улучив наконец момент, когда его, как он считал, никто не видел, мигом прошмыгнул в дом. Я поспешил следом за ним и, сделав вид, будто хочу навестить вас, стал стучаться к вам... Вот тут-то я его и застал за весьма неблаговидным занятием - примостившись у железной двери, ведущей в мансардную студию соседнего дома, наш старьевщик и так и сяк прилаживался к ней с увесистой связкой ключей. Заметив меня, он не на шутку струхнул - мгновенно спрятал ключи
Когда же я осторожно порасспросил кое-кого в еврейском городе, то мне стало известно, что некий состоятельный господин, по описанию поразительно похожий на доктора Савиоли, снимает здесь студию для тайных свиданий. Ну а так как респектабельный квартиросъемщик вот уже несколько дней лежит тяжелобольной, то дорисовать картину случившегося мне не составило труда.
Взгляните, это я извлек из ящиков письменного стола, чтобы, не дай бог, нас не опередил Вассертрум, - добавил вполголоса Харузек, указывая на связку писем, смутно белевшую на
темной столешнице.
– Это все, что мне удалось здесь найти из письменных материалов. Будем надеяться, что никаких других документов не существует. Во всяком случае, все шкафы, комоды и сундуки я настолько тщательно перерыл, насколько это возможно в потемках.
Я огляделся: похоже, студент и впрямь постарался на славу - в помещении царил дикий кавардак, все было перевернуто вверх дном; мой взгляд, рассеянно блуждавший по комнате, невольно остановился на крышке вмурованного в пол люка... Массивная квадратная плита с металлическим кольцом вместо ручки... Ну да, конечно, шевельнулось смутное воспоминание, старина Звак что-то мне уже рассказывал про тайный ход, ведущий в студию снизу, из подвала...
– Где мы будем хранить письма?
– спросил Харузек.
– Вы, господин Пернат, и я, пожалуй, единственные во всем гетто, кто, по мнению Вассертрума, не представляет для него опасности... Почему я - ну, на это... есть свои... особые... причины...
– Лицо студента исказила такая лютая ненависть, что последнюю фразу он буквально выплюнул, скрипя зубами и по частям, перекусанной в нескольких местах.
– Вас же он принимает за сумас-с-с...
Харузек поспешно закашлялся, пытаясь проглотить обидное слово, но я-то отлично знал, кем считает меня человек с заячьей губой, а его мнение было мне всегда совершенно безразлично. Особенно сейчас, когда сознание того, что мне удалось хоть чем-то «ей» помочь, одарило меня поистине безграничным счастьем, в неземном сиянии которого померкли все горести, обиды и разочарования последних дней.
В конце концов мы порешили, что письма лучше всего спрятать у меня, и крадучись перебрались в мою каморку.
Харузек давно ушел, а я по-прежнему ходил из угла в угол, не решаясь лечь в постель. Какая-то внутренняя неудовлетворенность грызла меня изнутри, не позволяя отойти ко сну. Необходимо сделать что-то еще, чувствовал я, но что? Что?..
Набросать для студента план дальнейших действий? Нет, одно только это не стало бы преследовать меня столь неотступно.
Да и с какой стати Харузеку следовать моим указаниям - человеку, который скорее даст себя разрезать на куски, чем позволит старьевщику ускользнуть от его «ядовитого жала», уж в чем-чем, а в этом я нисколько не сомневался. Мне даже стало не по себе, когда я вспомнил о той безграничной ненависти, зловещая аура которой осенила изможденное лицо студента.
Чем же мог ему так сильно насолить этот злосчастный Вассертрум?
Странное внутреннее беспокойство быстро нарастало, я был уже близок к отчаянию: невидимые, потусторонние могущества взывают ко мне, а я ни тпру ни ну - знай себе вышагиваю взад-вперед да тупо гадаю, какая это муха меня укусила. Ну прямо как необъезженный жеребец - чувствует натяжение поводьев, а что хочет от него всадник, ему и невдомек, вот и топчется на месте в растерянности, грызет удила и брыкается...
Спуститься вниз к Шемае Гиллелю?