Проклятая весна
Шрифт:
– Как давно ты вернулся? – спросила она.
– Пару месяцев назад, – признался Дэниел. – Рад, что мы вот так вот столкнулись. Вообще-то, я хотел спросить… – Вид у него стал застенчивым. – Наверное, мне стоило спросить об этом уже очень давно…
– Миссис Гундерсен? – Из-за торгового стеллажа появилась Мелоди Ларсон. Двухлетнюю дочь она пристроила у себя на бедре. – Угадайте, что? – Она схватила свободную руку Коллин и прижала ее ладонь к натянутой коже своего живота, провела вниз, пока Коллин не нащупала головку младенца. – Чувствуете? – Она широко улыбнулась.
Коллин ощутила, как лицо заливает краска.
– А этой вот она помогла родиться всего за четыре часа. – Мелоди Ларсон легонько подкинула дочку на руках. – В этот раз собираюсь рекорд побить – рожу за три.
– Я обязательно приду в среду, – пообещала Коллин, изо всех сил желая, чтобы Мелоди Ларсон ушла.
– Жду не дождусь, – проговорила та и поспешила по своим делам, оставив Коллин и Дэниела одних.
– Как долго ты работаешь акушеркой? – спросил Дэниел. Сама она себя так никогда бы не назвала.
– Я не акушерка. Я не училась этому и ничего такого. Я просто… Ну, ты понимаешь. Один раз кому-то помогаешь, и все уже об этом говорят. Ты знаешь, что у нас за город.
– Я думал, от крови тебе нехорошо, – поддразнил ее Дэниел, и она тут же словно вновь оказалась в кинотеатре Аркаты. Коллин покраснела еще сильнее.
– Я научилась с этим бороться.
Дэниел шумно выдохнул через нос.
– Хорошие были времена. – Несколько секунд он рассматривал содержимое ее корзинки. Затем их глаза встретились, и во взгляде Дэниела сверкнул игривый огонек, казавшийся почти неуместным среди выбеленной стерильности аптечных полок. – Ты ведь знаешь, что эти крендели совершенно безвкусные? – У Дэниела всегда была манера задавать вопросы так, что Коллин чувствовала себя очень важной – все его внимание было сосредоточено на ней! – и одновременно глупой.
– Неправда, – возразила она. – На вкус они как картон.
Дэниел рассмеялся. В животе у Коллин потеплело – так ей стало приятно, что у нее получилось его развеселить. – Моему мужу они нравятся, – добавила она.
– О, – Дэниел кивнул. Она была замужней женщиной. И ее крендели Дэниела никак не касались.
– Мам? – Карпик стоял в конце ряда стеллажей и наблюдал за ними, зажав в руке игрушечную машинку.
Коллин отступила на шаг назад. Дэниел откашлялся.
– Ты уже выбрал? – обратилась она к Карпику. – Дай-ка посмотреть.
Она протянула руку и взяла небесно-голубой пикап, почти такой же, как у Рича, только крошечный. Тут сумка соскользнула у нее с плеча и что-то со звоном запрыгало по полу.
Дэниел поднял упавшие серьги – небольшие капельки гранита, обрамленные золотом. Рич подарил их еще в больнице, словно одной только новой машины, ждущей снаружи, было недостаточно. Коллин сунула их в карман сумки, туда, где ей бы не пришлось на них смотреть.
– Красивые. – Дэниел поднял на нее взгляд. – Только
Она подставила руку, и Дэниел уронил серьги ей в ладонь.
– Спасибо. – Она взяла Карпика за ручку. – Удачи с исследованиями.
Дэниел отсалютовал ей старым, знакомым жестом. Когда-то это могло заставить сердце Коллин трепетать – теперь даже и думать об этом было смешно.
– Кто это был? – спросил Карпик, когда она выгружала покупки на кассе.
– Мальчик, с которым я когда-то ходила в школу, – ответила Коллин, понимая, что Дэниел все еще где-то неподалеку. Она надеялась, что кассир не слышала их разговор. Слухи в этом городе распространялись быстрее ветра. Бежали наперегонки с ручейками, капали в чашки вместе с водой из-под крана. Коллин пришлось пересчитать сдачу дважды – в первый раз она сбилась.
Уже на парковке она сунула руку в карман сумки, ища ключи от машины, но вместо них нащупала острую застежку сережек. Вообще-то она собиралась как-нибудь заехать к ювелиру, чтобы переделать серьги в клипсы, но вместо этого поехала на городскую площадь. Карпик увлеченно играл со своим новым пикапом, пока Коллин дезинфицировали мочки ушей спиртом.
– Пойдет, – сказала женщина, осмотрев сережки-гвоздики. Затем она вставила их в пистолет для прокола ушей. Коллин дернулась, когда к ее уху прижалась его холодная насадка.
– Не бойся, это не больно, – сказала женщина.
Коллин собралась и замерла на месте, даже немного гордясь тем, что сохраняет такое спокойствие. Как давно она вообще делала что-нибудь на эмоциях?
– А это больно? – спросил Карпик, когда они вернулись в машину.
– Нет, – соврала Коллин.
Ее уши пульсировали болью в такт биению сердца. Она повернула зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть их получше.
Мочки ушей покраснели и опухли, но Дэниел был прав: она чувствовала себя красивой.
Коллин смахнула тыльной стороной ножа лишнюю муку и высыпала содержимое стакана в миску. Когда Рич вернулся домой, уже начало темнеть.
– Где ты так долго был? – крикнула она.
– Заехал повидаться с Ларком.
– И как он?
– Все еще трепыхается. – Рич вошел на кухню. – Что готовишь?
– Лимонный кекс. Мы с Карпиком уже поели. Твоя тарелка стоит в духовке.
– Сейчас, только умоюсь.
По коридору пронесся Карпик и с размаху запрыгнул Ричу на руки. Тот застонал.
Коллин еще раз сверилась с рецептом, хотя лимонный кекс она пекла почти каждую неделю – Рич очень его любил. Энид отмеряла муку пригорошнями, а когда у нее кончалось молоко, разбавляла тесто водой прямо из-под крана, но Коллин всегда делала все точно по рецепту. Она разбила пару яиц, потерла саднящие мочки ушей.
Рич вернулся через пару минут, вытирая мокрые волосы полотенцем. Коллин как раз выжимала сок из лимона. Он убрал в сторону ее волосы и поцеловал в шею, в то самое местечко за ухом. Коллин напряглась, ожидая, что сейчас он заметит проколотые уши, но Рич уже отошел в сторону и открыл дверцу духовки.