Шрифт:
В коллаже на обложке использованы фотографии:
Используется по лицензии от Shutterstock.com
У Людмилы МАРТОВОЙ легкий стиль, но при этом не легковесное содержание. Ее героини на своем примере показывают: если много сделать сегодня, то завтра все обязательно получится. А еще они учат ничего не бояться, ведь
Дина потянула на себя дверь купе и облегченно вздохнула. Каждый раз путь до вагона становился для нее сущим мучением. Колесики чемодана застревали в снегу, который, казалось, за всю зиму никто ни разу не убирал, ноги разъезжались на подмерзшей к ночи снежной каше. Под намотанным шарфом становилось жарко и колко взмокшей от напряжения шее, а голова, наоборот, мерзла, потому что шапок Дина не терпела и никогда не носила.
В вагон приходилось взбираться по крутой лестнице, волоча за собой чемодан, оттягивающий руки и норовящий зацепиться за ступеньки. И висящая на плече сумка билась о бок, и Дина боялась, что все, что лежит внутри, обязательно выпадет из раззявленной молнии, которую она так и не успела застегнуть после того, как спрятала в сумку предъявленный проводнику паспорт, и закатится под вагон, и его будет не найти и не собрать до отхода поезда.
Уже в вагоне чемодан продолжал упрямиться и отчаянно цепляться колесами, теперь за разложенную поверх ковровой дорожки полосатую полотняную ткань. Та сбивалась и ехала под ногами, собираясь в неопрятные складки, и Дине каждый раз было стыдно, что она нарушает наведенный в вагоне порядок.
К тому моменту, как она добралась до своего купе, Дина так устала, словно не влезла в вагон, а разгрузила его. Купе было последним по коридору, то, что раньше называлось «у туалета». Правда, поезда сейчас были другие, и туалеты в них тоже, так что соседство ничем не мешало.
Во всех остальных купе уже спали люди. Самый удобный по времени поезд являлся проходящим, поэтому основная часть пассажиров давно уже расположилась согласно купленным билетам. Пахло едой и чуть-чуть коньяком, а также носками, чужими разгоряченными телами, смесью разных духов, кофе из кофе машины, немного пылью и еще железом. Дина снова вздохнула, потому что ездить в поезде не любила.
Ну ничего-ничего. Сейчас она уберет чемодан под полку, таким образом избавившись от него до утра, дождется, пока тронется поезд и проводник пройдет по купе, скороговоркой объясняя нехитрые, давно навязшие в зубах правила, постелит белые простыни, коснется головой подушки, вставит в уши беруши, чтобы защититься от потенциального соседского храпа, и уснет. А когда проснется – за окном будет уже Москва.
Она потянула дверь посильнее, и та наконец поддалась, пропуская Дину внутрь. Она дернула чемодан в последнем отчаянном рывке, оказалась внутри и замерла, не веря собственным глазам. Посредине купе стояли огромные мужские ботинки. На левой нижней полке лежала чья-то шапка – мужская вязанка с помпоном, на левой верхней – расхристанная сумка с документами (Дина
Дина попятилась. Только трупа ей не хватало. В том, что мужчина мертв, она даже не сомневалась. Живые ТАК не лежали. Рванув с шеи шарф, она оглянулась, набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась заорать, как вдруг тело зашевелилось, перевернулось с живота на спину и так и осталось лежать, смиренно сложив руки крест-накрест. Раздался мерный раскатистый храп, тут же заполонивший все пространство купе и заставивший потесниться густой аромат коньяка, висящий в воздухе. Спящий на полке мужик был жив, просто мертвецки пьян.
Дина в отчаянии посмотрела на часы. До отправления поезда оставалось две минуты. Перспектива оказаться на всю ночь запертой в купе с чужим пьяным мужиком оптимизма не вселяла. Господи, и что ей делать?
Немного подумав, она брезгливо пнула стоящие посредине купе ботинки, загнав их под полку, двумя пальцами взяла чужую шапку и бросила ее наверх, к пуховику, затем зачем-то переложила туда же портфель с бумагами. Бардака Дина не терпела. Убрав свой чемодан, она закрыла дверь, села на свою полку и пригорюнилась.
Дверь купе поехала в сторону, и в проеме показался еще один попутчик. Тоже мужчина, лица которого было не видно, потому что он на ходу разматывал шарф, такой же толстый и мягкий, как у Дины. Мужчины, которые могли себе позволить носить такие шарфы поверх строгого однобортного кашемирового пальто, вызывали у нее уважение. Ну и любопытство, конечно.
Вынырнув из шарфа, мужчина провел рекогносцировку на местности, одним коротким взглядом оценив и Дину, и лежащее на соседней полке тело, и бардак на одной из верхних полок, и в этот момент Дина его узнала.
Это был Боря, Борис Посадский, внук лучшего друга Дининого деда, а также ее университетского преподавателя Соломона Абрамовича Посадского. Когда Дина была маленькой, они жили в одном доме, основательной просторной «сталинке» в центре города, только Посадские в первом подъезде, а Резниковы – Динины бабушка и дедушка – в третьем. Соломон Абрамович и дедушка вечерами частенько играли в шахматы, и Дина, если родители оставляли ее ночевать, всегда увязывалась за дедом, потому что ей было интересно слушать стариковские разговоры.
Соломон Абрамович Посадский преподавал английский язык в университете, Давид Исаакович Резников возглавлял областную станцию переливания крови, и оба они были людьми образованными, умными, глубоко эрудированными, блестящими собеседниками. Квартира Посадских Дине очень нравилась. У ее деда тоже была большая библиотека, но у Соломона Абрамовича она казалась просто огромной: в одной из комнат рядами стояли металлические стеллажи, как в настоящей библиотеке, и маленькой Дине нравилось между ними бродить, задумчиво разглядывая книжные корешки, прохладные под пальцами и немного пахнущие пылью.