Проклятие брачного договора
Шрифт:
Взгляд следователя стал цепким, колким, злым. И Дина вполне его понимала. Сначала люди едут в поезде со случайным попутчиком, а спустя полтора суток его тело находят в их подъезде. Подозрительное совпадение, если честно.
– Та-а-ак, – сказал следователь голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – И чем вы можете объяснить, что этот самый Попов найден в вашем доме с проломленной головой? Да еще найден именно вами. Вы что, договаривались, что он приедет к вам в гости?
– Да ни о чем мы не договаривались, – Борис был абсолютно спокоен,
– И я должен в это поверить? – у следователя скептически изогнулась бровь.
– А это как вам будет угодно. Я говорю правду, но доказывать это не обязан. Есть такое понятие как презумпция невиновности. Хотя это вы и без меня знаете, наверное.
– Нам нужно осмотреть вашу одежду, снять отпечатки пальцев и сделать смывы с рук, – сообщил следователь. – Доказывать вы, конечно, ничего не должны, но в подозреваемые вполне годитесь. Не хочу бегать за вами по всей стране, когда мы найдем орудие преступления.
– Пожалуйста, я готов пройти все необходимые процедуры, – сообщил Борис, по-прежнему спокойно. – И Дина тоже.
Она кивнула, словно загипнотизированная мягким тембром его голоса. Как сквозь сон, она что-то подписывала, к чему-то прикасалась. На ее глазах наконец-то увезли накрытое простыней тело, лишь на плитке пола остался обведенный белым силуэт, точно такой, как она привыкла видеть в детективных сериалах. Боже мой, еще вчера вечером она считала, что любит детективы. Да она их терпеть не может.
В подъезд опасливо заходили соседи, которых до этого не пускали внутрь, держали на улице. Пугливо косились на меловой контур, брезгливо на Бориса и Дину, бочком заходили в лифт и уезжали, подальше от чужих неприятностей. Краем глаза Дина видела, что Борис позвонил и отменил вечернюю встречу, на которую уже точно не успевал, и подумала, что зря не купила продуктов на ужин.
Как бы то ни было, тягостная и муторная процедура все-таки подошла к концу, и их отпустили восвояси, велев завтра с утра явиться в отдел полиции. Услышав это, Дина снова запаниковала:
– Я не могу, у меня переговоры, если я не явлюсь, то сорву их. Никто не успеет найти другого переводчика за такое короткое время.
– Я приду с утра, – решительно сказал Борис. – А Дина подъедет, когда освободится. Давайте решим этот вопрос по-человечески. Тем более что вы понимаете, если она все равно не придет, ей за это, по большому счету, ничего не будет.
– Ладно, – после некоторого молчания ответил следователь. – Только я убедительно прошу вас из Москвы никуда не уезжать.
– Не уедем, – заверил Борис. На этом и распрощались.
Весь вечер Дина провела, завернувшись в теплый плед, найденный на диване. Несмотря на это, ее трясло в мелком ознобе, руки и ноги превратились в ледышки, и ей никак не удавалось согреться.
На нем стояла запеченная в фольге семга, зажаренный картофель по-домашнему, салат из овощей и сваренный горячий глинтвейн, в котором плавали кружки оранжевого апельсина, солнечного лимона, имбиря и палочка корицы.
– Пей, – Борис почти силком усадил Дину на стул, пододвинул к ней чашку, над которой поднимался ароматный пар, и она обхватила ее двумя руками, словно к печке прижалась. – Пей и ешь. Никакой вселенской катастрофы не произошло. Смерть отвратительна, и мне правда жаль, что тебе сегодня пришлось это все увидеть, но этот человек для тебя никто, поэтому остро горевать о его смерти не стоит. И не смотри на меня так, это не цинизм, а эмоциональная гигиена. Меня, кстати, этому твой дед научил. Он как-то объяснил, что врач не может умирать с каждым своим пациентом, потому что очень быстро действительно умрет и не сможет больше никому принести пользу.
– Но я же не врач, – слабо возразила Дина.
Горячий глинтвейн стекал по пищеводу, согревая желудок, от которого по всему организму расходились волны тепла. С каждым глотком Дина тряслась все меньше, словно пила не подогретое вино, а волшебный эликсир, снимающий гигантское внутреннее напряжение.
– А какая разница? – он пожал плечами. – Нужно уметь выстраивать внутри себя защитный экран, через который не могут проникнуть неприятности, которые не касаются напрямую тебя и твоих близких. Все остальное рассосется, так зачем тратить на это нервные клетки?
– Мне кажется, ты не понимаешь, – медленно сказала Дина и сделала еще глоток. В чашке почти ничего не оставалось, и, заметив это, Борис встал, посвященнодействовал у стоящей на плите кастрюли и поставил перед ней новую чашку, забрав старую, для чего ему пришлось разжать ее пальцы.
– Ты не понимаешь, – повторила она с напором. – Убийство Попова касается нас с тобой напрямую. Мы – самые удобные подозреваемые, и мне кажется, что никто и не будет искать других. Мы вместе ехали в поезде. Могли узнать что-то важное. Или, наоборот, он узнал что-то про нас, стал свидетелем какого-то, скажем, твоего разговора, начал шантажировать.
– Ты, случаем, детективные романы не пишешь? – с улыбкой спросил Борис.
– Нет, только читаю, – огрызнулась Дина. – Тем более что жизнь гораздо шире любого романа и гораздо круче тоже. Борь, я серьезно, мы вляпались в очень крупные неприятности, и я считаю, что у нас есть только один способ из них выбраться.
– Какой же?
– Понять, кто убил Павла, самим.
Борис смотрел на нее так странно, что Дина вдруг испугалась. Сбежавший было холод вернулся, заставив вздрогнуть. Она схватилась за кружку, как за спасательный круг.