Проклятие Деш-Тира
Шрифт:
— Хватит вопросов, — вмешался Стейвен, забывший про учтивость. — Лучше скажите, что нам теперь делать.
Усмешка на побелевших губах Халирона была настолько безжалостной, что даже Каол замер.
— Разбудите его и спросите, — предложил менестрель. — Я же не маг. Мои баллады и ваша храбрость бессильны против яда.
— В таком случае, его высочество решил добровольно пожертвовать собой, — огрызнулся Каол. — Только не заставляйте меня похлопывать его по спине, чтобы привести в сознание. Меня так и подмывает сломать ему шею.
Собравшиеся оставили его вспышку
Аритон проснулся. Скрючившись в приступе кашля, он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Кое-как ему удалось попросить воды и еще какую-нибудь лохань. Дэния поспешно принесла и то и другое. Аритон начал пить, и его тут же вытошнило. Переведя дыхание, он снова припал к воде. Заметив, как он стиснул от боли руки, Дэния не удержалась от слез.
В конце концов его желудок принял воду. Когда Повелитель Теней поднял зеленые глаза, которые, казалось, были устремлены не на собравшихся вокруг людей, а куда-то в видимые ему одному дали, никто из присутствующих уже не сомневался в том, что под маской лени и безразличия скрывается подлинная отвага.
Невзирая на боль, Аритон всем своим видом стремился показать Каолу, что сожалеет о неудавшейся шутке. Когда их глаза встретились, суровый командир, стоявший на коленях возле подстилки, молча вцепился в лохань, куда вывернуло Аритона. Судя по его лицу, можно было подумать, что Каол опасается, как бы из лохани не выросла рука с кулаком и не ударила его в живот.
В глазах Фаленита не мелькнуло ни искорки, но губы тронула мимолетная улыбка.
— Завтра мы с тобой устроим состязание на мечах, — подзадорил он Каола, приготовившись услышать какую-нибудь грубость в ответ на свою заведомую ложь.
Каол, которому вновь пришлось менять мнение о принце, нехотя пробубнил:
— Поберегите ваш меч для итарранских гвардейцев.
Аритон восстанавливал силы, постепенно оправляясь после сокрушительного удара, нанесенного ему тинеллой. Деширские кланы безостановочно продолжали готовиться к войне. Разумеется, ни о каком состязании с Каолом не могло быть и речи. Стейвен строго приказал принцу не вставать с постели. Из обрывков разговоров принц узнал, что мальчишки старше десяти лет будут участвовать в сражении и здесь он не властен что-либо менять.
Аритон спокойно воспринял это известие, но прореагировал на него по-своему. Улучив время, когда Дэнии не было в шатре, он подозвал к постели Джирета, попросил нож, которым тот мастерил игрушки, и надрезал себе левое запястье. Так был совершен ритуал братания на крови между наследным принцем и единственным сыном его кайдена.
Когда через несколько минут в шатер влетел разгневанный Стейвен, Аритон поднял на него взгляд, исполненный печали и сострадания.
— Это все, что я смог сделать для тебя, Стейвен, ибо я люблю тебя как брата. Я постараюсь, чтобы твой сын уцелел в грядущей войне, унаследовал твой титул и продолжил род Валерьентов.
Онемев от захлестнувших его чувств, Стейвен покинул Аритона. Зная, что его собственная смерть уже предрешена, предводитель кланов Дешира хотел лишь одного: за оставшееся у него время жизни как можно лучше узнать душу человека, оказавшегося столь милосердным к нему.
— Да облегчит Эт твою ношу, мой принц, — прошептал он.
Потом, шатаясь, он побрел за занавеску и оказался в объятиях жены.
Дэния удивленно воскликнула, ощутив на лице Стейвена соленые слезы. Она прижала мужа к себе, потом осторожно переместила его руку на завязки своего лифа.
Стейвен откликнулся на ее призыв. В прогретом солнцем пространстве их спальной половины Дэния тихо ласкала его, пока ее горячее тело не приняло в себя всю его страсть, перемешанную с горечью. Но блаженство этой минуты омрачалось тем, что каждый понимал без слов: их любовное слияние могло оказаться последним.
Дакар остановился, отер струящийся со лба пот и хмуро глянул вниз. Там, похожая на лоскутное одеяло, лежала долина. Правильнее сказать, она была втиснута между высокими, отвесными черными скалами. Безумного Пророка вновь прошиб пот. Напуганный непривычной высотой, он пожаловался в пустоту:
— И это вы называете тропой? Я бы сказал, что это просто западня со смертельным исходом. Надеюсь, вы уже закончили со своей магической защитой? Если эта бестия сумеет найти лазейку и выбраться, мне наверняка несдобровать.
Дакар продолжал брюзжать, не получая ответа. Потом схватился за лямки заплечного мешка, свисавшего у него со спины наподобие большой расплющенной черепахи.
— Думаю, маги давно позабыли про человеческое отношение к ближним. Я поминутно рискую свалиться в пропасть да еще должен тащить на спине вот этот хлам, а вам наплевать. И вообще, я не нанимался к Содружеству в качестве вьючного животного. Это вы хоть слышите?
Прошелестел ветер, качнув неяркие цветы под ногами Дакара. А может, вернулся Харадмон, не желающий принимать зримый облик. Так оно и есть.
— Наконец-то! — встретил его Дакар. — Надсмотрщик в работном доме, и тот добрее. Почему бы не признать, что тебе заранее было известно, зачем Асандир заставил меня тащить этого проклятого Деш-Тира на самую высокую вершину Рокфальских гор?
— Желаешь поупражняться? — насмешливо предложил Харадмон, не обращая внимания на сетования Безумного Пророка.
Откуда-то сверху упал цветок с желтыми лепестками и зацепился за левое ухо Дакара. Тот сердито отшвырнул цветок прочь. Прижимаясь плечом к скале, он побрел дальше, пока узкая лента тропы опять не нырнула вниз, наполовину скрывшись под валунами. Здесь Дакар не преминул воспользоваться возможностью устроить привал, избрав для этого мшистый пятачок. Ему очень хотелось пить, но от воды, пробивавшейся сюда с ледяного источника, сразу заломило зубы. Ругнувшись, Дакар распрямился и сбросил мешок, внутри которого, опоясанный незримыми слоями магической защиты, лежал каменный сосуд с плененным Деш-Тиром.