Проклятие Деш-Тира
Шрифт:
Ловушка была далеко не безобидной. Аритон рассчитывал, что любой боец сможет без труда убивать осоловевших наемников, едва те начнут погружаться в дрему. В отличие от итарранской армии, недавно запертой в долине лабиринтом теней, у наемников не было шансов выбраться из-под власти дерева. Они лишались свободы выбора и уже не могли свернуть в сторону.
Аритона тянуло погрузиться в сладостное забытье, которое предлагало ему дерево, однако он поборол и это искушение и отсоединил свое сознание от сознания бука. Он открыл глаза, но раньше, чем следовало. Какая-то часть
У Аритона к горлу подступила тошнота, он с трудом восстановил самообладание и, борясь с приступами самобичевания и отвращения, постарался оценить результаты своих усилий.
Мадрей лежал на земле; раны не позволяли ему продолжать битву. Рядом стоял Джирет с окровавленным Алитиелем в руках. Двое бойцов, оба раненые, пока держались на ногах. Вокруг дерева в самых странных позах застыли наемники, внезапно потерявшие власть над собой. Остальные головорезы, остановившись поодаль, опасливо косились на дерево, подстроившее непонятную ловушку их товарищам. Но Аритон знал: оцепенение скоро пройдет, сменившись яростью. И тогда они кинутся мстить.
— Только не оборачивайтесь к стволу и не смотрите на дерево, — велел он оставшимся бойцам.
Он попробовал шевельнуть затекшими руками и ногами. Это удалось не сразу; дрожащие руки не желали отцепляться от ветки. Кое-как Аритон все же сумел спуститься вниз, где его подхватили бойцы.
— Не доверяйте ничему, что вскоре увидите, — приказал он. — Я создам только видимость наступления наших людей.
Он забрал у Джирета липкий от пота и крови меч.
— Бегите и, что бы ни случилось, не оборачивайтесь.
Встретившись взглядом с встревоженными глазами мальчика, Аритон быстро добавил:
— Я буду с тобой. Иди.
Он слегка подтолкнул Джирета плечом. Потом, опираясь для равновесия на Алитиель, опустился на колени и сплел нити иллюзии.
Каким бы изможденным ни был Аритон, врожденный дар всегда отвечал на его призыв. Сейчас, когда он остался один, можно было попробовать рискнуть и защититься тенями. Темнота легко вытекала из-под его пальцев, словно струи воды. И, как некогда в арсенальном шатре, Аритон придал теням обличье воинов.
Они внезапно показались из-за кустов и деревьев, сверкая мечами и держа наготове луки. Если все они и были на одно лицо, а их движения отличались несвойственной людям замедленностью, в шуме и суматохе битвы это едва ли кто-нибудь заметил. Призрачное воинство создавалось для прикрытия троих беглецов. Но у наемников, исключая тех, кого крепко держали дремотные чары дерева, не было времени раздумывать и сопоставлять. Увидев, как созданные Аритоном бойцы припали на колено и приготовились выпустить стрелы, люди Пескиля поспешили укрыться.
Их замешательство было самым настоящим; призрачными были лишь сами стрелы, сделанные из иллюзии и отчаяния.
Аритон шевельнулся, поднял глаза и попытался собраться с силами, чтобы встать и двинуться вслед за Джиретом. Этого ему не удалось. Ничего удивительного; он знал, чего ему будет стоить уничтожение вражеского арбалетчика. Совсем рядом с ним лежал Мадрей. Старик тяжело дышал, и с каждым выдохом красное пятно на его куртке становилось все больше и ярче.
— Эт милосердный, — прошептал Аритон.
Он сел. От слабости путались мысли. Он поймал взгляд бойца: глаза Мадрея оставались спокойными, хотя боль, несомненно, мучила его.
— Ваше высочество, — с трудом произнес Мадрей. — Не мешкайте. Уходите вместе с Джиретом. Вы же связаны с ним клятвой.
Мадрей не ждал ответа, да у Аритона и не было сил на слова. Только сейчас он по-настоящему ощутил, чего ему стоило вмешательство в законы мироздания. Принц взял руку Мадрея и тихо, почти шепотом сказал:
— Я поклялся защищать и подданных Ратана, а видишь, умирать за них приходится тебе.
Мадрей молча поглядел на него.
Аритон распрямил холодеющие пальцы бойца и приложил их к стволу, прикрыв своими руками. Потом он немного укрепил начинавшую ослабевать магическую сеть и вплел в нее сознание Мадрея. Он уже ничем не мог помочь старому воину, кроме этого своеобразного «удара милосердия».
Израненное тело Мадрея погрузилось в сон. На лице, перепачканном глиной, разгладились морщины. Распрямились спутанные седые волосы. Старое дерево вбирало в себя все страдания этого человека, взамен даруя ему покой.
Аритона вдруг охватило сознание бессмысленности происходящего. Он разжал пальцы. Потом обвел взглядом тела погибших. На некоторых была кожаная одежда деширцев, перепачканная кровью, на других — черные мундиры итарранских наемников и кольчуги, тоже окровавленные и заляпанные болотной грязью. И те и другие были людьми. Но одни вторглись сюда, а другие как могли защищались от вторжения. Знание истины и самодисциплина — только это уберегало мага от соскальзывания в пучину обычных человеческих чувств. Каждый наделенный магическим зрением знал, что созидание и разрушение тесно переплетены. Созидая одно, неизбежно приходится разрушать другое. Созидания без потерь у людей не получалось.
Кровь отлила у него от головы. Если бы он сейчас попытался встать, то распластался бы на земле. Перестав обращать внимание на крики сражающихся и звон оружия, Аритон подпер ладонями подбородок и больше не противился охватившим его судорогам. Все, что он делал до сих пор, не было обусловлено ни алчностью, ни собственной корыстью. Насколько мог, он выполнял клятву, принесенную деширцам. Но долг не определял и не мог определить, кому погибнуть, а кому остаться в живых. Безжалостная судьба могла погубить достойных бойцов из кланов Стейвена и сохранить жизнь головорезам Пескиля, все еще не остывшим от расправы возле пещеры, где необузданная похоть переплелась с жаждой крови... Аритон так и не находил для себя удовлетворительного ответа. Не существовало закона, который бы обязывал справедливость и милосердие действовать рука об руку.