Проклятие десятой могилы
Шрифт:
— Поэтому и стала замечательным администратором.
Мистер Адамс кивнул. Пока он боролся с очередным приступом печали, я встала со стула и принялась рассматривать фотографии на каминной полке. На нескольких была изображена совсем юная Эмери. Очень красивая девочка. Длинные русые волосы, большие проницательные глаза. Все это время скорбь мистера Адамса просачивалась мне под ребра и стачивала кости.
— Как думаете, что могло ее расстроить?
— Я же уже сказал. Мой сын.
— Чем отец мог ее расстроить?
— Он ее постоянно чем-нибудь расстраивал. Видите ли, он не самый надежный на свете человек. Они с Эмми словно с самого начала поменялись
— То есть была абсолютно независимой?
— И это еще слабо сказано! Вообще не разрешала мне помогать. Даже когда вступила в отряд скаутов, продавала мне не больше трех коробок печенья. Как и всем остальным, даже заядлым любителям мятных лакомств. Ни от кого не принимала одолжений. А когда она училась в старших классах, ее отец с горем пополам умудрился купить ей машину. Помню, какое у нее было лицо. Одному богу известно, насколько незаконной была сделка о купле-продаже. — Мистер Адамс внезапно помрачнел. — Через два месяца Младший погорел на очередной пирамиде, и подарочек пришлось заложить. Даже тогда она не пришла ко мне с просьбой помочь выкупить машину. Причем за несчастных две тысячи долларов. Тачку за пятнадцать штук он заложил за две. У меня такая сумма в любом кармане на мелкие расходы валяется.
— А это не опасно — носить с собой столько наличных? — встревожилась я.
Мистер Адамс наградил меня теплым взглядом:
— Хотите знать самое худшее?
Я кивнула, хотя ничего такого слышать не хотела.
— Она даже не расстроилась. И не разочаровалась. Папаша лишает ее машины, а у Эмми никаких эмоций. Она даже не надеялась, что машина останется с ней надолго. Вот как она привыкла к тому, что ее вечно подводят. К тому, что ее постоянно разочаровывают. К тому, что она всегда и везде была для отца на втором месте.
— Но почему она так себя вела? — спросила я, беспокоясь сильнее, чем ожидала. — Почему не принимала от вас денег? Вы же родной для нее человек.
— Однажды я задал ей тот же вопрос. Она сказала, что видела, как я смотрю на ее отца, то есть на своего сына, и не хочет, чтобы я смотрел так на нее.
На последних словах голос мистера Адамса был едва слышен. Крепкий во всех смыслах человек сломался. Плечи затряслись, и он прикрыл глаза сильной ладонью.
Я понимала, что мне пора уходить, но была еще одна вещь, которая никак не хотела вписываться в общую картину.
Когда мистеру Адамсу наконец удалось взять себя в руки, я спросила:
— Мистер Адамс, я сейчас задам ужасно грубый вопрос, но почему, имея столько денег, вы живете в крошечном домишке в центре для престарелых? Не очень-то верится в рассказы об ухаживании за землей. Вы могли бы нанять хоть сотню садовников.
— Года два назад, сразу после того, как Эмми нашла работу в больнице, я решил, что не хочу больше тратить ни копейки ни на себя, ни на свои дурацкие привычки. Я вышел на пенсию и ликвидировал всю свою собственность. Собрал каждый пенни и основал для Эмми трастовый фонд. После моей смерти она бы получила миллионы. Я хотел, чтобы все оказалось в ее руках. — Голос мистера Адамса снова сорвался, но через несколько секунд ему удалось продолжить: — Никогда не думал, что мне суждено ее пережить. Разве это справедливо?
Ни капельки.
Проводив мистера Адамса в столовую на ужин, я поблагодарила его и поехала домой. Было уже поздно,
Мистер Адамс оказался замечательным человеком. Я пообещала себе обязательно к нему заглядывать каждый раз, когда буду навещать миссис Аллен.
Глава 11
Если одна дверь закрывается, а другая открывается,
то скорее всего у вас в доме призраки.
Заходя в квартиру, я уже прекрасно знала, что мистер Рейес Фэрроу дома. Почувствовала его еще на лестнице, хотя теперь у нас есть лифт.
Я положила сумку и пошла на поиски мужа.
— По-моему, нам нужно поговорить о том, что происходит.
Он сидел за столом и почти (почти!) поднял голову.
— А что происходит?
— Ничего. В том-то и проблема.
К игнорированию я не привыкла. Точнее привыкла, но не со стороны Рейеса. И все же именно этим он и занимался на протяжении уже нескольких дней. Даже мысли об этом поедали меня живьем, как поедают друг друга люди, которые принимают наркотик, известный в народе под названием «соль для ванн» [8] . Странный у него побочный эффект, но и мерзкий одновременно.
— Ты с кем-то встречаешься?
Мне удалось шокировать Рейеса, что я поняла по выражению его лица, поскольку улавливать его эмоции по отдельности напрочь разучилась. Наверное, это меня беспокоило больше, чем я думала. В смысле то, что теперь я не могу точно его «читать», как раньше. Складывалось впечатление, будто на мои сенсоры действует какое-то дурацкое электрическое поле и портит результаты считывания.
8
Неформальное обозначение группы дизайнерских наркотиков. Кроме прочих характерных эффектов, могут вызывать повышение агрессии, увеличивать физическую силу и чувство голода, что приводит к случаям каннибализма.
— Все-таки у меня была амнезия. За это время ты вполне мог кого-нибудь себе найти. Кого-то, с кем больше веселья, чем мороки.
На ум пришла миссис Абельсон. Я насмехалась над ней из-за того, сколько она требовала внимания от мужа. Может быть, я ничем не лучше. Может быть, Рейесу тоже нужны видеоигры и косячок-другой в неделю. Исключительно чтобы расслабиться и снять стресс от проживания под одной крышей с вашей покорной слугой. Ну конечно! Я точно такая же, как миссис Абельсон!
— Послушай, если тебе надо время от времени играть в видеоигры и курить травку, просто скажи мне, хорошо?
— Ты сидишь на каких-то лекарствах?
— Нет, я серьезно. Я… в общем… я знаю, что порой со мной нелегко. И я пойму, если тебе понадобится передышка.
— Ясно. Спасибо за предложение, но мне и так хорошо.
— Тогда что тебя беспокоит?
— Ничего.
— Ладно. Тогда почему мы не… ну, ты понимаешь. — Для ясности я пожала плечами.
— Почему мы не пожимаем плечами?
— Нет, я о сексе. Почему мы не занимаемся сексом? Неделю назад ты не мог от меня оторваться, а сейчас… О господи! — Тут до меня дошло. Я словно получила удар под дых, да такой мощный, что из легких вышибло весь воздух. — Я нравилась тебе больше, когда ничего не помнила!