Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)
Шрифт:
— Чтобы предложить сердечное лекарство, — сказал Бэнкс, — можно понять в столь зловещих обстоятельствах.
На площади воцарилось молчание. Все следили за стражниками, которые размеренным шагом приближались к постоялому двору «Голубая луна».
— Тимотеус, — вдруг зарыдала Сьюзен, которую охватил странный страх, — происходит что-то необычное и ужасное.
— Чушь, — пробормотал Бэнкс и с испугом вздрогнул, услышав скрип ключа в замочной скважине. Дверь открылась. Перед ними стоял Шаффи и недоброжелательно смотрел на них.
— Тимотеус
— Конечно, вы нас знаете! — облегченно воскликнул Тим. — Вы были хорошим клиентом, и я вас всегда хорошо обслуживал, не так ли?
Шаффи хрипло рассмеялся:
— В настоящий момент это не имеет никакого значения, Бэнкс, следуйте за мной, а также ваша жена. Я приказываю от имени Закона!
— Что вы собираетесь с нами сделать?! — выкрикнул Бэнкс.
— Узнаете в свое время! Быстрее, — сухо приказал Шаффи.
Бэнкса отделили от жены вооруженные стражники. И вытолкали обоих из номера. Тим услышал рев толпы, металлический перезвон алебард, злобные распоряжения Шаффи.
Вдруг живая цепь стражников разорвалась. Они стояли перед виселицей.
— На помощь! — закричал бедняга. — Это ошибка. Я — Тим Бэнкс, честный и уважаемый парикмахер из Лондона.
В нескольких шагах от виселицы стоял стол, накрытый красным сукном, за которым восседал муниципальный суд.
— Тихо! — крикнул Шаффи. — Слово его светлости, судье Олдсдорму.
Холодное мраморное лицо сэра Олдсдорма повернулось к дрожащему Бэнксу и его жене, едва не потерявшей сознание.
— Тимотеус Бэнкс и Сьюзен Бэнкс? Вы родственники Уильяма Бэнкса, не так ли?
— Да, — едва пролепетал Тим.
— Уильям Бэнкс написал вам письмо, в котором просил вас спешно приехать в Бредфорд!
— Не в Бредфорд! — вскричал с удивлением Тим.
— Есть лишь одна возможность спасти свою жизнь и жизнь своей жены, Тимотеус Бэнкс! — судья Олдсдорм указал на солнечные часы на ратуше. — До полудня вы останетесь у виселицы. И если к этому моменту Уильям Бэнкс не сдастся властям, вы будете повешены, — голос его зазвучал угрожающе, — ибо Уильям Бэнкс не кто иной, как Редлау, мерзавец, который осаждает в настоящий момент город Бредфорд.
Полдень: тринадцать ударов часов
Время тянулось угрюмо и зловеще. Толпа устала кричать и вопить, проникшись странным состраданием к двум пожилым пленникам, которые стояли на верхней ступеньке эшафота. У каждого на шее была веревка.
Несмотря на плохую погоду, судья Олдсдорм оставался за столом трибунала, застыв, как каменная статуя. Бледное солнце освещало мрачную сцену. Тень от столбика солнечных часов скользила
— Одиннадцать часов! — послышалось в толпе, но стражники не сдвинулись с места.
— Одиннадцать тридцать!
Без четверти двенадцать!
Жалобный звон муниципального карильона заиграл вступительную мелодию. На башне коммунальной ратуши появились две деревянные человеческие фигурки и принялись быстро стучать по колоколу. Полоска тени на солнечных часах подбиралась к цифре XII, и человечки спрятались в свою высокую будку. Бредфордцы знали, что это означает: большой колокол начнет отбивать двенадцать ударов полудня. Со всех сторон послышались жалобные стоны. В толпе послышались призывы: «Помиловать!»
Но ледяной взгляд верховного судьи был красноречив: ждать снисхождения не стоит. На деревянном возвышении появился суровый мужчина в черном костюме и островерхой шляпе: палач Бредфорда.
Банг! — прозвучал первый удар колокола.
Пусть он звонит медленнее! Тим Бэнкс поднял голову и повернул залитое слезами лицо к жене.
— Сьюзен, — сказал он твердым голосом, который вряд ли стоило ожидать от человека в столь ужасном положении, — дорогая жена, мы никогда не причинили ни малейшего зла никому, мы всегда были честными и законопослушными людьми, мы боялись и любили Бога всю свою жизнь. Уильям может оказаться бандитом. Но мы не должны бояться предстать перед Всемогущим.
— Ты прав, дорогой муж, — нежно ответила Сьюзен.
Лицо ее было совершенно спокойным.
Колокол ударил в десятый раз, в одиннадцатый.
Судья Олдсдорм вытянулся во весь рост.
— Палач, исполняй свой долг! — громко выкрикнул он.
Двенадцать!
Палач набросился на свои жертвы с хищной улыбкой на черных губах, он схватил Бэнкса и Сьюзен похожими на когти пальцами и резко выпрямил их.
Банг!
Что случилось? Неужели колокол прозвонил в тринадцатый раз?
И в тот же миг послышался крик боли, и палач скатился вниз по лестнице эшафота с пронзенным плечом.
Судья Олдсдорм гневно закричал, но никто не обратил внимания на него, поскольку все взгляды смотрели не на виселицу, а устремились на дом судьи. Там высилась мощная фигура человека в монашеской рясе. Капюшон был натянут на глаза. В его руке дымился пистолет.
— Правосудие будет свершено, — громовым голосом объявило видение, — народ будет судить и вынесет приговор, но не судья Олдсдорм.
— Шаффи, схватите этого каналью! — завопил верховный судья трибунала.
Но Шаффи не шевельнулся, охваченный ужасом. Его окружили люди с угрожающими лицами, друзья Тапкинса, хозяина постоялого двора Сансхилла. Монах неторопливо направился к виселице. Толпа с уважением расступалась перед ним. Взойдя на верхнюю ступеньку эшафота, он повернулся к Олдсдорму и заговорил таким громким голосом, что его было слышно далеко за пределами рыночной площади:
— Я ответил на ваше предложение, судья Олдсдорм, и явился ровно в полдень. Я — Редлау!