Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)

Рэй Жан

— Да, Господь лучше видит, что происходит в сердце людей, чем Кершовы и Кенморы, вместе взятые, а полицию я оцениваю не столь высоко, чтобы обсуждать то, что предпочитаю хранить при себе.

Утром я обнаружил записку Патетье в почтовом ящике.

Мой дорогой Хилдувард,

Я решил последовать твоему совету. Отправляюсь проветриться в Арденны, как ты их называешь.

Как только найду тихий уголок, где смогу забыть о сыщиках и убийствах, ты

сможешь присоединиться ко мне.

Когда почувствую себя прежним и вернусь в Гент, то сожгу все эти романы.

Твой преданный Патетье.

Я, не глядя, снял с полки приключения Робинзона Крузо. Как и он, я пребывал на острове, окруженный опасностями. Но Пятница присматривал за мной.

Глава десятая

Фантом

Я не представлял, что конец злоключений так близок.

Во второй половине дня в дверь позвонил полицейский и передал просьбу господина Кершова немедленно прийти в замок Ромбусбье. Я, забыв о моросящем осеннем дожде, помчался в старый квартал, где когда-то жил, и, пробегая по Темпельгофу, бросил меланхоличный взгляд на закрытые ставни цирюльни Патетье. Я переживал, что старый друг так внезапно покинул меня. Во дворе древнего жилища я увидел бригадира и пятерых полицейских в гражданском.

— Комиссар ждет вас в коридоре, господин Сиппенс, — сообщил бригадир, отдав военное приветствие.

Я взбежал по крыльцу, толкнул дверь и удивленно вскрикнул. Рядом с Кершовом стояла моя бывшая служанка Барбара в кургузом черном платьице, карнавальной шляпке на голове и с перекошенным плечом.

— Барбара! Как…

Кершов знаком велел мне замолчать.

— Будет время для объяснений, — твердо сказал он. Он выглядел взволнованным и даже возбужденным. — Следуйте за нами, — потребовал он.

Мы не обменялись ни словом, поднимаясь по лестнице, пока не пришли в низенький зал, откуда потайная дверь вела в подземелье. Кершов возглавлял шествие, Барбара, прихрамывая, шла за ним, я остался в арьергарде. Открыв дверь и готовясь спускаться по спиральной лестнице, Барбара вышла вперед. Кершов не помешал ей. После нескольких шагов внизу она остановилась.

— Тихо… Вы ничего не слышите? — спросила она.

Мы прислушались… слышен был странный шум.

— Словно… — начал Кершов.

Но Барбара прервала его:

— Дерутся! Боже, не дай нам опоздать!

Она пробежала мимо тюремной камеры и замерла рядом с маленьким низким залом с колодцем. Из-за закрытой двери доносился глухой шум: топот ног и прерывистое дыхание. Я увидел, что Кершов достал револьвер и крепко сжал его. Барбара повернулась к нему.

— Как только открою дверь, стреляйте! — требовательно прошептала она. — Никаких колебаний… стреляйте… и стреляйте, чтобы убить, иначе никто не выйдет отсюда!

— Знаю, — пробормотал господин Кершов, поднимая револьвер, — ломайте дверь.

Барбара изо

всех бросилась на дверь. Та распахнулась. Признаюсь, все произошло со скоростью молнии. В бледном свете кучерского фонаря, стоявшего на бортике колодца, были видны двое борющихся мужчин. Вначале я не узнал их, поскольку они тесно сплелись. Господин Кершов с колебанием навел револьвер на дерущихся. Один из драчунов резким рывком попытался вырваться из объятий другого и попал в свет фонаря. Я узнал обоих: это были Борнав и Патетье, которые сражались не на жизнь, а на смерть.

— Он высвобождается! — крикнула Барбара. — Стреляйте! Грохнул выстрел. Сквозь полумрак пролетела огненная стрела.

— Попал! — крикнула Барбара, когда один из мужчин рухнул на пол с пронзительным воплем.

Я, как сумасшедший, заплакал. У моих ног… неподвижно… мертвый… лежал Патетье.

— Вы… убили… того, кого не надо было убивать! — завопил я, угрожая Кершову кулаком.

— Нет, — тихо сказала Барбара и указала на Борнава, который почти без сознания упал на руки офицера полиции. — Это… Токантен!

— А он? — выкрикнул я, указав на труп своего старого друга.

— Фантом!

Я был готов выплюнуть ей в лицо свое несогласие, гнев и возмущение, но Барбара оттолкнула меня и закричала:

— Вон отсюда! Забудьте обо мне…

Борнав и Кершов бросились к двери, не сказав ни слова, а я, застыв от удивления, уставился на Барбару. Она бросилась к колодцу, потом нагнулась и подобрала с плит нечто, напоминающее большие очки. Ого! Рисунок на клочке бумаги Тюитшевера.

— Боже, сжальтесь над нами, — пробормотала Барбара, — глаза Бусебо!

Она отвернулась и бросила очки в колодец.

Господи! Тряхнуло так, словно началось землетрясение. Зашатались пол и стены. Из колодца взметнулся столб серого пара и посыпались каменные обломки. Я ощутил сильный удар по голове и провалился в черную бездну.

Я пришел в себя в библиотеке в комфортабельном кресле в облаке сильного запаха винного уксуса и йода.

— Всего лишь царапины, — послышался голос Кобе, — а она пострадала куда сильнее.

На софе лежала женщина. Ее голова была замотана бинтами. Борнав и Кершов стояли, склонившись над ней.

Я узнал Барбару по ее жалким одежкам.

— Как вы считаете, Токантен, будет ли она в состоянии говорить? — осведомился Кершов.

— Конечно, смогу, если вы ослабите эти бинты, — услышал я слабый голос раненой женщины.

— И господин Сиппенс услышит, — сказал Кобе, — он приходит в себя.

Но прошло еще некоторое время, пока Барбара не заговорила, и мы услышали ее рассказ. Барбара неподвижно лежала на софе, а я безвольно и бессильно затих в кресле. Я видел, как в комнате суетился доктор Маттис, перешептывался с Кершовом и Борнавом — теперь его лучше называть Токантеном — и, наконец, кивнул.

— Хилдувард, мой пострадавший друг, ты готов слушать? — спросил Кершов, положив ладонь мне на руку. — К несчастью, я могу поведать вам только печальные вести.