Проклятие Эдварда Мунка

Тарасевич Ольга Ивановна

Он отшвырнул ее и застонал. Ему не хотелось иметь с этим ничего общего. И на сознательном уровне ничего общего у них и не было. Василий Михайлович даже собирался идти в милицию, но потом понял, что этого больше не будет. Никогда. Потому что есть художник, который делал на своих полотнах то, к чему стремилось это . На картинах Эдварда Мунка женщины очищались от своих грехов. Красивые и безобразные, полные и худые, молодые и старые, они страдали, и поблизости бродила смерть в черном плаще, зловеще

улыбаясь тонкими губами.

Василий Михайлович понимал каждый штрих на работах Мунка. Он чувствовал его кисть, как, может, не чувствовал собственного тела. Все должно быть именно так. Рядом с девочкой-подростком клубится черная тень, «Созревание» – это первый зов грешной женской плоти, пробуждающаяся женщина ищет жертву и найдет и за все заплатит, черная тень поглотит ее. Еще одна работа. Женщина ушла, бросила мужчину, вырвав его сердце. Ему больно, но «Разрыв» – это не панихида по любви, это реквием по коварной обидчице. Ее фигура в светлом платье движется в ночь, и та проглотит ее полностью, целиком, без остатка. И это справедливо. «Поцелуй» стирает лица мужчины и женщины, они становятся одним, женщина выпивает мужчину, высасывает его, поедает…

На картинах Мунка было все, что требовалось этому . И долгое время Василию Михайловичу казалось, что это прошло.

Оказалось, не прошло. Лишь только приняло новую форму. Ему не требовались любые женщины. Это искало тех, кто предавал и причинял страдание Мунку.

Еще возвращаясь от участкового, Василий Михайлович все понял. Инесса Морова не могла не умереть по одной простой причине. Он отождествлял с ней Карен Бьельстад. Тетку Эдварда Мунка, которую тот любил до беспамятства, а она не ответила на его чувства, все пыталась покорить сердце отца Эдварда. Карина Макеева напоминала Туллу Ларсен. Те же узкие губы, острый носик, некрасивая, худая, настойчивая.

Позднее, прочитав какую-то газету, Василий Михайлович понял, как он их искал. Через Интернет. Какая-то часть рассудка профессора требовала остановиться, выждать, не привлекать к себе внимания. А убийца хотел крови, и это было сильнее доводов разума.

Дождавшись, когда с кафедры уйдет последний сотрудник, Бубнов включил компьютер, подсоединился к Интернету. И почти не удивился, увидев, что с этой машины уже заходили на адрес сайта знакомств «Уж замуж поскорей». Потом он вытрет на всякий случай любое упоминание о загрузке сайта. Когда найдет то, что ему требуется…

Василий Михайлович искал Дагни и все же замер, увидев ее лицо. Вылитая муза гения. Но здесь, сейчас, с каким-то глупым непотребным текстом. Когда фотография полностью загрузилась, Бубнов умиротворенно вздохнул. Женщина напоминала скорее не торжествующую «Мадонну», а ту Дагни, которую Мунк написал в картине «На следующий день». Картину впоследствии купила Национальная галерея, и это вызвало бурю возмущения критиков. «Доколе пьяным проституткам Мунка будет позволено спать в лучших музеях страны!» – писали газеты. «На следующий день» было прощанием Мунка с той, что причинила ему столько боли. Чужая постель, бутылка из-под спиртного, отстраненные черты. Только расстегнутая блузка позволяет угадать контур пышной груди и дорисовать ее в воображении такой же красивой, какой видел художник…

Пальцы быстро застучали по клавиатуре: «Я никогда раньше не заходил на этот сайт. Мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь я буду отвечать женщине, разместившей объявление. И все-таки я пишу. Наверное, надо рассказать немного о себе…»

Письмо вышло трогательным и искренним. Убийца старался быть нежным, манящим, призывным. Он хотел добиться своего. И думал, что добьется. Но Дагни не пришла.

– Простите, мы через пять минут закрываемся…

Василий Михайлович с отчаянием посмотрел на официантку. Она разозлила того, кто притаился у него внутри. Она отняла последнюю надежду.

– Счет принесите, пожалуйста, – попросил Бубнов.

Его рука машинально погладила нож в кармане брюк.

«Может быть, Дагни просто не смогла прийти. Может, она напишет и объяснит причины. Еще не все потеряно», – обнадеживал себя Василий Михайлович, проваливаясь по щиколотки в мокрую раскисшую зиму и не обращая на это никакого внимания.

5

Первый раз в жизни Марине Красавиной было страшно. По спине бегали мурашки, тонкие волоски на руках вставали дыбом, ноги делались ватными. Она много раз описывала этот страх на страницах своих романов. И впервые чувствовала, как на нее давит эта парализующая ладонь.

Ты умрешь. В эти коротких два слова сложилось практически часовое гадание, которое Марина проводила, загадав предварительно вопрос о своем будущем. Толкование карт могло быть только таким. Но все же, все же. Вдруг это просто ошибка? С чего бы это ей выпал такой зловещий прогноз? Она не может умирать. Не хочет. И не будет. Надежда ширилась, превращалась в стремительную реку, казалась все более и более реальной… Марина отложила гадальную колоду, взяла карты Таро и мысленно спросила: «Что меня ждет?»

Когда она первый раз вытащила из колоды карту смерти, решила, что это просто совпадение. Ведь в большинстве случаев эта карта Таро означает отказ от реализации задуманного, крушение планов, неудовлетворенность. Также она является свидетельством стремления вернуться в прошлое, которому надо противостоять из всех сил, так как ни к чему хорошему такие попытки не приведут.

Но карта смерти выпала Марине тринадцать раз подряд. Других толкований в этом случае быть уже не могло.

Ты умрешь…

Квартира вдруг наполнилась звуками едва различимых шагов. Тихо-тихо кто-то ходил по длинному коридору, скребся в ванной. Из кухни раздалось приглушенное хихиканье…

Марина обошла все комнаты и убедилась: квартира пуста. В ней никого нет. И в тот же момент из прихожей отчетливо донесся глубокий протяжный вздох…

«Надо взять себя в руки. И попытаться работать. Это единственное, что мне остается», – решила Марина.

Она прошла в кабинет и остановилась. Голубые лампочки, дрожащие в светильниках-подсвечниках, погасли, и все вокруг погрузилось во мрак.