Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя
Шрифт:
— Аркебузиры, вперёд!
Вперёд! Бог на стороне смелых.
Невысокий рыжеватый идальго первым пробрался через так и не убранные тела к разбитому лафету носовой бомбарды мальтийской галеры.
Забыв выдохнуть, Сааведра смотрел в лишённое кожи лицо странной твари, стоявшей по другую стороны бомбарды. Чёрные змеиные зрачки. Красные отсветы на огромных, лишённых век глазах. Жгуты мышц на обнажённом теле. Здесь кожа уже проросла, была розовой, младенческой, ненастоящей какой-то...
— Иисусе!
Ох, не всуе помянул имя Сына Божьего
Почти незаметным движением схватил с палубы меч.
Прыгнул к испанцу.
Теперь — только бой. Единоборство. Показать человечку всю его ничтожность.
Ударила сталь о сталь. Снова. И снова.
Перед Сааведрой был не демон; обычный противник, как в фехтовальных залах Испании или Италии. Только так, иного быть не может; иначе завоешь от страха, отбросишь в сторону оружие, бесполезное при обороне от слуги нечистого.
Сталь о сталь.
Свинец в так и не достроенное тело.
Аркебузиры из абордажной команды не подкачали. Увидев, с кем скрестил меч их командир, они, без излишней команды, снарядили свои ружья, громоздкие, но обладающие страшной убойной силой, особенно при выстрелах на расстоянии в несколько шагов. Вот уже аркебузы надёжно упёрты в сошки подставок. И полетели свинцовые шарики, разрывая плоть и дробя кости падшего ангела Аваддона.
За аркебузирами, сев прямо в кровавую лужу на палубе, выл от ужаса дон Херонимо де Пасамонте. Да, позор для идальго — бросить в бою оружие. Но с кем скрестил меч этот безумец?! Против адской твари не поможет ни сталь, ни молитва.
Смертно тело, но не тварь Божья. Повелел бы Господь — и не стало бы падших ангелов. Но — не повелел же...
Тело, принадлежавшее когда-то Энвер-реису, содрогалось от новых и новых попаданий. Отлетали куски мяса, не сгнившего только волей посланца тьмы, но давно мёртвый турецкий капитан с головой демона продолжал стоять, так и не выпустив меч из перебитой в нескольких местах руки.
Рёв ударил по ушам, как бич пастуха. Несущий гибель, Аваддон был в своей стихии. Лопались головы аркебузиров, а их тела ещё дёргались какое-то время в агонии. Один испанец, уже мёртвый, успел нажать на курок аркебузы, и выстрел едва не стоил жизни Сааведре. Свинцовый шарик пролетел в ладони от носа испанца, попав точно в рот демона.
Но Аваддон продолжал реветь, а испанцы — погибать. Дону Мигелю повезло, словно перед чудовищем была мёртвая зона, хранящая жизнь там находившемуся.
Уцелел и идальго Херонимо, лишившийся от ужаса сознания. Зачем только Господь дарит жизнь трусам? Может, даёт возможность искупить грехи?
Снова толедская сталь летит в лицо демона. Но не человек перед забывшим о своей лихорадке испанцем. Демон гибели и разрушения. И отлетает клинок от костей твари, ставших крепче миланских доспехов.
Сгущается воздух, словно тисками охватив левую руку испанца, отставленную прочь при выпаде.
— Остановись... Покорись...
Демон шепчет это Сааведре, шепчет шипяще, как научившаяся
Боль в левой руке сильнее, она почти невозможна, и испанский идальго понял, что скоро не выдержит, покорится воле демона.
Меч.
Бесполезный против Аваддона, но так легко расправляющийся с хрупкой человеческой плотью. С третьего удара — неудобно рубить самого себя, знаете ли...
Вот и висит рука Сааведры в воздухе, сама по себе, и хлещет кровь, и боль отступает, становится привычной. Просто боль от просто раны, и воин должен терпеть, и воин должен сражаться, пока есть силы, а они уходят с каждым толчком крови.
Демон приготовился добить упрямого испанца, искалечившего самого себя.
— Святая Дева Гваделупская!
Человечек, эта противная Аваддону тварь Божья, продолжал молиться, даже в боли и болезнях!
Меч не причинит боли демону, а вот вера в Господа способна отвратить зло, стать щитом перед тёмным духом.
Падший ангел Аваддон исчез.
И перестал быть угрозой для изготовившегося к схватке Сааведры.
Моргните, дорогие мои читатели, как сделал это до вас искалеченный испанский офицер. Чудовище исчезло, да и было ли оно, или это наваждение, происки врага рода человеческого, столь щедрого на уловки и коварство?
Обрубок на месте левой руки должен болеть и кровоточить. Но боли не было, а кровь капала лениво и редко, будто уже нечему стало течь.
Сильно кружилась голова. Перед глазами Сааведры расплывались даже близкие предметы. И всё же испанец увидел и понял, что янычары с галеры Улуг-Али готовы перебраться на мальтийский корабль, чтобы с фланга расстрелять абордажную команду, штурмующую флагман.
Рука прочнее каната, удерживающего оба судна вместе. Пусть меньше сил, пусть окровавленная рукоять меча готова выскользнуть из потной ладони... Бей, испанец, помогай своим!
Просвистели турецкие стрелы, впились в доски палубы у ног Сааведры. Светлыми кудрями разлохматился под лезвием меча толстый корабельный канат, порвался сам, не дожидаясь последнего, добивающего удара.
Янычары не успели. Мальтийская галера, щедро политая кровью, отошла от турецкого флагмана, покачиваясь на белёсых от сажи волнах.
Сааведра упал на колени, не в силах больше стоять на ногах. Сделав свою работу, зазвенел о доспехи мёртвых рыцарей оброненный испанский меч.
— Кто может, пусть сделает лучше, — прохрипел Сааведра, опускаясь на палубу следом за мечом.
Тело испанца мелко дрожало, терзаемое вернувшейся лихорадкой. Пот тёк по коже, пытаясь омыть кровавые пятна и ручейки на лице дона Мигеля.
— Как холодно...
Испанец наконец-то потерял сознание. Отмучился.
«Клюв» османской галеры, разогнанной неимоверными усилиями гребцов, тараном впился в нос флагманского «Реала», проломил доски, смел гребцов со скамей. Оба корабля, Священной лиги и султанский, немного приподнялись над морем, сплетясь в предсмертном поцелуе.