Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя
Шрифт:
— А как бы вы нарисовали меня, синьор?
Андрей не удержался, спросил.
— Вас? Букетом, быть может. Знаете, есть такие розы, что цветом лепестков напоминают человеческую кожу? Розы так прекрасны на взгляд... И с колкими шипами, после которых нарывают ладони. А глазами в этом букете стали бы тюльпаны чёрного цвета, такие недавно вывели в Нидерландах.
— У меня голубые глаза, — заметил Андрей.
— Это внешнее, — отмахнулся Арчимбольдо. — Из ваших глаз протекает темнота...
«Бездарный
— А стоять этот букет будет в кувшинчике... Не пивном, не ухмыляйтесь, юноша. В таком, где хранят благовония. Или яды. Такая вот аллегория, синьор...
Художник рыгнул. «Хорошо попили», — заметил про себя Молчан.
— А кувшин с букетом мы поставим на столик с хрустальной столешницей. Красивый, обманчиво прочный. А вот ударь его разочек — и разобьётся хрусталь, и упадёт кувшин, и рассыплются цветы...
Безумный художник, синьоры, безумный...
Но — не более безумный, чем библиотекарь.
Императорский дворец выстроили неподалёку от замка в Градчанах, и окна библиотеки выходили прямо на серые стены из камней, казалось, навсегда впитавших оттенки вездесущего и надоевшего осеннего тумана.
— Тут прохладно, — заметил, заходя в длинное узкое помещение, Джон Ди.
— Так пожелали книги!
«А ведь этот ещё и не пьёт», — с отвращением думал Андрей, разглядывая библиотекаря, настолько круглолицего, что, казалось, нелепые круглые очки держатся у него не на носу, но на пухлых щеках.
— О да, это наши истинные господа! — поддержал разговор доктор Ди.
Почему это учёные люди не могут говорить просто и не вычурно?
Вытащив с полки недавно переизданного в Лейдене Овидия, Молчан устроился с маленьким томиком в руках в кресле перед окном, оставив в покое тихих книжных сумасшедших. Красивый всё-таки язык — классическая латынь!
Право, вернее молчать, чем болтать, что любовь миновала: Кто неуёмно твердит: «Я не влюблён», — тот влюблён.«Я не влюблён в Джейн Ди», — проговорил про себя Андрей Молчан. Почувствовал послевкусие фальши во фразе. Великий римлянин говорил про частое повторение таких слов. Молчан же и думать перестал о ветреной жене почтенного доктора и наивного рогоносца.
«Я не влюблён в Маргиту Колман. Я не влюблён в Маргиту. В волну светлых волос, омывающую закрытый корсаж. В зелень прекрасных глаз, опасных не только для поклонников, но и для самой девушки. Так вот и притянут на допрос в инквизицию — откуда, мол, такая красота появилась, не бесовскими ли кознями, не в обмен ли на душу?»
Я не влюблён... Овидий
Андрей покачал головой, отгоняя неуместные сейчас мысли, постарался вслушаться в разговор маниакальных любителей книг.
— Интересующие вас материалы по картографии находятся здесь, на этих полках, рядом с запретной и тайной литературой, — говорил библиотекарь.
Андрей любил тайны. Тайны — его профессия. Поэтому московит поднялся с кресла и подошёл поближе к беседующим.
— Вас интересуют старинные карты, молодой человек?
Библиотекарь старался быть предупредительным.
— Не совсем. Мне показалось странным, что библиотека хранит книги, запрещённые Святой Церковью.
— По личному разрешению императора, подтверждённому магистром-инквизитором, разумеется. Там, в этих книгах, тоже содержится знание. Часто — вредоносное, но необходимое для тех, кто готов бороться со злом. Бывает — непознанное, сохраняемое для следующих поколений в надежде, что его смогут понять и применить. Вот, посмотрите, например!
Библиотекарь показал на корешок небольшой, но толстой книги. Молчан заметил на пыльной полке следы лап крысы. Когда-то грызун в поисках пищи пробежался здесь, обогнув книгу по касательной, будто почувствовав нечто опасное.
Посмотрим, раз приглашают. Андрей подцепил пальцем корешок, извлёк книгу, сдув с неё пыль.
Кожаный переплёт был лишён не только надписей, но и узорочья тиснения. Что там, внутри?
— Творение великого мудреца и мага Абдула аль-Хазреда, переведённое английским дворянином Говардом Филипсом из Лавкрафта, — начал вслух читать Молчан.
— Вот видите! — невежливо перебил его библиотекарь. — Англичанин получил книгу на английском! А мой предшественник, чех по национальности, утверждал, что творение сие — на чешском. Я же, многогрешный, сам не решился открыть её, но могу свидетельствовать, что ещё в прошлом году на этом месте лежал свиток в деревянном футляре. Под тем же номером, заметьте. И никто не мог неумно пошутить, подменив книгу. Посмотрите на эту стальную цепь, что приковала книгу к полке. Книга может меняться, но цепь осталась неизменной.
— На замке я вижу звезду Давида и пентакль, словно кто-то наложил заклятие от сил зла, — заметил Джон Ди.
— И правильно сделал, судари мои! Перед нами страшная книга. Говорят, она была написана когда-то безумным арабским колдуном Абдулом аль-Хазредом. Никто не знает её настоящего имени, хотя в греческом переводе она известна как «Некрономикон». Это набор заклятий и заклинаний, и почитатели сил тьмы уверены, что магии сильнее просто не существует. Слава Богу, у нас в библиотеке хранится не оригинал, а копия, да ещё неудачно переведённая, как говорят те, кто успел её изучить... Не опасная.