Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя
Шрифт:
Молчан скользнул взглядом не по английскому тексту, как думал библиотекарь, но по арабским буквам, нацарапанным на плохо выделанном тёмном пергамене бурыми чернилами. Итак: «Творение великого мудреца и мага Абдула аль-Хазреда, переведённое английским дворянином Говардом Филипсом из Лавкрафта, является подложным. Лишь здесь, в этой рукописи — истина и сила». Ниже — каллиграфически выведенная вязь подписи. Аль-Хазред, разумеется. Лично.
Не опасная книга, говорите?
Безумный библиотекарь, судари мои, и безумные книги, видоизменяющиеся в зависимости от того,
В очередном путешествии по серым туманным улицам Молчан примерял это определение к иным профессиям. Безумный аркебузир. Безумный писарь.
Особенно повеселило отчего-то — безумный шляпник.
Ещё же были безумное здание и безумные часы. Старо-Новая синагога, Андрей даже переспросил перевод названия. Перенесённая сюда прямо из Иерусалима некими ангелами, но под странным условием — чтобы в ней ничего никогда не менялось. Бедные строители, имеющие делать немного ремонта, о-вэй... И часы на еврейской ратуше, таки идущие в обратную сторону.
Был учитель ешивы, самодовольный ярко-рыжий еврей с длинными вьющимися прядями волос, нелепо падающими от ушей вниз. С барабанными раскатами имени. Рабби Иегуда-Лев Бен-Бецалель.
Не безумный. Совершенно нормальный.
Для мага и чернокнижника.
— О-вэй, — вздохнул Бен-Бецалель, внимательно и бесцеремонно оглядев посетителей, смиренно ждавших его перед входом в синагогу. — И за что такое испытание бедному еврею? Мучиться, чем я, ничтожество, могу быть полезным таким важным господам?
— Парочке гоев, бесцеремонно заявившихся из-за стены, ограждающей Еврейский город ещё со времён крестоносцев, — в тон Бен-Бецалелю продолжил Андрей.
Иегуда-Лев бросил на него быстрый взгляд, умный и заинтересованный.
— Вы не похожи на англичанина, молодой человек.
— Я из Московии.
— Таки скажите...
Бен-Бецалель легко перешёл с немецкого на русский, немного мягкий по произношению, но почти безупречный.
— Я родом из Познани, я ваших видел. Вы же... эээ... малость не любите у себя сынов Давидовых?
— Мы и себя, признаться... не всегда.
— О-вэй!
Густые брови Бен-Бецалеля встали домиком над понимающими, печальными от рождения глазами.
Андрей чувствовал, как ему начинает нравиться этот странный человек, суетливый и беспокойный. Нелепо одетый. Мудро скрывающий свою мудрость.
— Нам посоветовал к вам обратиться Мордехай Майзел, — вступил в разговор доктор Ди.
— Наш примас — голова! Нет гешефта, где он не имел бы своей монетки. Он — не бедный еврей, судари мои! Он бы и бароном стал при желании. Император легко променяет клочок пергамена на полновесный мешок с золотыми монетами...
— Станет? — осведомился Молчан.
— Вероятно.
Показалось Андрею, или Бен-Бецалель зябко передёрнул плечами, говоря это?
Мы с вами, уважаемые читатели, имеем право знать, что Молчан не ошибся.
Получив дар предсказания, скромный учитель еврейской школы знал, что после купленного баронского титула Мордехай Майзел начнёт желать всё большего. Когда-то в будущем он сговорится с нужным лицом и купит за вполне
Молчан же решил, что ошибся.
— Чем могу быть полезен уважаемым господам ?
Интерес в голосе никак не совпадал с поведением рабби, ни шагу не сделавшего прочь от синагоги и явно предпочитавшего покончить с делом быстро и на ходу.
— Мыслями вот об этом.
Джон Ди осторожно развязал небольшой замшевый мешочек, что вертел до этого в руках.
Чёрный камень, похожий на половинку окаменевшего яйца, но больше в размерах — вот что было в мешочке.
— Уберите немедленно, что вы так неосторожны, увидят же, — Бен-Бецалель заговорил иначе, жёстко и отрывисто. — Говорить будем у меня в доме. Пока же скажите одно: откуда это у вас?
— Не поверите — от ангела.
— Не поверил бы, если б сказали иное. Так должно быть... Значит, это случилось! О-вэй, к добру ли?
Рабби вздохнул и пошёл, указывая путь к своему дому.
В Еврейском городе почти не было больших зданий.
— Много места может быть только на родине, — вздыхал Бен-Бецалель. — Чужбина приучает к тесноте...
Дом Бен-Бецалеля был мал даже для Еврейского города. Казалось, в нём ширины — с дверную притолоку; может, чуть побольше, но только чуть.
— На поц больше в каждую сторону, — сказал загадочное рабби.
За входом была крохотная прихожая и дверь, занавешенная бедной тёмной тканью.
— Здесь редко бывают гости, — сказал Бен-Бецалель, откинув занавесь.
— Тьфу, пропасть, — откликнулся Молчан.
Было чему удивиться. Бедное снаружи, жильё скромного еврейского учителя за открытой дверью превосходило размерами и богатством многие пражские дворцы чванливых имперских вельмож.
— Кто оценит богатство лучше бедного еврея? — не без иронии заметил хозяин жилища.
— Невероятно! — доктор Ди был поражён. — Как вам удалось вписать столь большой дом в такое узкое место?
— Что не под силу нам, знающим математику? Немного расчётов, немного перемен в планировке. И вот дом, снаружи маленький и неприметный, становится внутри... вполне ничего. О перестройке знали всё лишь двое — я и Иешуа Воланд. Но он уже никому и ничего не расскажет.
— Знания нередко бывают опасными, — кивнул Джон Ди.
— О да, смертельно опасными! — подтвердил рабби. — При передаче от человека к человеку в особенности...