Проклятие лорда Фаула

Дональдсон Стивен Ридер

Достигнув ствола, он почувствовал себя лучше. Засунув посох за лямки рюкзака, он обеими руками ухватился за лестницу, и надежность прикосновения к ее ступеням вернула ему некоторую уверенность. К тому времени, когда он преодолел половину спуска, а его сердце уже колотилось не так неистово, он мог полагаться на себя уже в достаточной мере, чтобы оглядеться вокруг и осмотреть жилища и людей, мимо которых он спускался. Наконец он добрался до нижних ветвей и следом за Этиаран спустился по спиральной лестнице на землю. Там уже собрались хииры, чтобы попрощаться с гостями. Увидев Барадакаса, Кавинант взял в руки посох, чтобы показать, что он не забыл его, и в ответ на улыбку хайербренда тоже улыбнулся, хотя это получилось больше похожим на гримасу.

— Ну, что же, посланцы, — сказала Ллаура,

выдержав паузу, — вы сказали нам, что судьба Страны на ваших плечах, и мы вам верим. Нам грустно, что мы не можем облегчить тяжесть вашей ноши, — но мы считаем, что в этом деле никто не может вас заменить. Ту небольшую помощь, которую возможно было оказать, мы оказали. И теперь нам остается лишь одно: защищать свои дома и молиться за вас. Ради блага всей Страны мы желаем вам хорошей скорости. А ради вас самих мы убедительно просим успеть вовремя к празднованию. Для каждого, кто увидит это торжество, предвидятся великие предзнаменования надежды.

Этиаран, супруга Трелла, отправляйся с миром и помни о своей клятве. Помни о пути, который указал тебе Саронал, и не сворачивай с него. Томас Кавинант Неверящий, чужеземец в Стране, будь правдив и искренен. В час тьмы вспомни о посохе хайербренда. А теперь — в путь. Ответная речь Этиаран была официальной, как если бы она выполняла какой-то ритуал.

— Мы уходим, сохранив в душе воспоминание о настволье Парящее как о доме помощи и надежды.

Она поклонилась, прикоснувшись ладонями ко лбу, и затем широко развела руки. Кавинант неуверенно последовал ее примеру. Хииры ответили тем же жестом прощания, означавшим открытость сердца, с церемониальной медлительностью. Затем Этиаран пошла на север, и Кавинант поплелся следом за ней, словно листок, влекомый потоком ее решимости.

Ни он, ни она ни разу не оглянулись назад. Покой и восстановление сил, подаренные им чудесным поселком на дереве, оживили их, вдохнули новую энергию, дали им импульс к движению вперед. И он, и она — хотя и по разным причинам — стремились к Анделейну и знали, что Джеханнум направлялся из настволья Парящее на восток, а не на север. Они спешили вперед через горы, растительность которых становилась все пышнее, и добрались до берегов реки Мифиль в начале полудня.

Они перешли ее вброд по широкой отмели. Прежде чем войти в воду, Этиаран сняла сандалии, и какой-то полуосознанный импульс заставил Кавинанта снять свои ботинки и носки и закатать брюки.

Ощутив в первый раз пьянящий аромат гор, он почувствовал, что ему это даже необходимо — перейти Мифиль босиком, что омовение водами этой реки нужно для более полного восприятия его плотью тонкой сущности Анделейна. И когда он ступил на северный берег, то обнаружил, что может почувствовать его жизненность через подошвы ног; теперь даже они способны были воспринимать здоровье Страны.

Ему так понравилось сильное ощущение гор под ногами, что снова надевать ботинки не хотелось; но он отказал себе в этом удовольствии, чтобы не отстать от Этиаран. Он последовал за ней по тропинке, которую указал Саронал, — самый быстрый и легкий путь через центр Анделейна, — шел и удивлялся перемене, произошедшей с землей, лишь только они перешли реку.

Он ясно ощущал эту перемену, но в чем конкретно она заключалась постичь, казалось, было невозможно. Деревья были здесь выше и толще, чем их земные сородичи; обильная и щедрая алианта покрывала порой целые горные склоны своей изумрудной зеленью; холмы и овраги заросли буйной ароматной травой, цветы так весело качались на ветру, словно всего лишь несколько мгновений назад появились из чрева земли; маленькие лесные зверушки — кролики, белки, барсуки и тому подобные — сновали вокруг, лишь изредка вспоминая о том, что им следует опасаться людей. Но перемена в его новом видении была поистине необыкновенна. Горы Анделейна несли в себе такое чистейшее ощущение здоровья, какое Кавинант не смог сравнить ни с чем, что он видел раньше. Аура гармонии была здесь настолько могущественна, что он начал жалеть о своей принадлежности к миру, где здоровье было неощутимо, неразличимо, заметно только как некий подтекст, задний фон. Некоторое время он размышлял о том, какое чувство испытает при возвращении назад, как перенесет свое пробуждение. Но вскоре красота Анделейна заставила его забыть все эти мысли. Это была опасная красота — не потому, что она была предательской или могла нанести вред, но потому, что могла обольстить или совратить. Очень скоро болезнь, необходимость постоянных самопроверок, отчаяние, гнев — все будет забыто, потеряно в потоке здоровья, струившегося вокруг Кавинанта без конца и края.

Затерянный в холмах, окруженный со всех сторон такой осязаемой и специфической жизненностью, Кавинант начал все более и более удивляться тому, что Этиаран ничуть не замедлила движения. По мере того как они продвигались по лучистой, сияющей местности, лигу за лигой углубляясь все дальше в Анделейн, ему все более хотелось останавливаться возле каждого нового открытия, в каждой новой долине, аллее или лощине, чтобы не спеша насладиться увиденным — смотреть на это до тех пор, пока оно не станет частью его самого, неотделимой, неподвластной любым грядущим испытаниям. Но Этиаран все так же стремительно шла вперед — подымаясь рано утром, редко останавливаясь, все время торопясь. Взор ее был устремлен куда-то вдаль, и усталость, все больше проступавшая в ее чертах откуда-то изнутри, казалось, никогда не достигнет поверхности. Было совершенно очевидно, что даже эти холмы бледнели в ее глазах по сравнению с ожидаемым ею загадочным «празднованием». Кавинанту ничего не оставалось, как только заставить себя двигаться следом за ней; ее воля не терпела никаких отлагательств. Вторая ночь, наступившая со времени их ухода из настволья Парящее, была такой ясной и чистой, что не пришлось останавливаться с заходом солнца, и Этиаран продолжала идти почти до самой полуночи. После ужина Кавинант некоторое время сидел, глядя на небо и яркие до боли звезды. Высоко в небе висел менявший фазу серп луны, и его белое серебро посылало вниз лишь некое подобие сверхъестественно жуткого света, какой был в его первую ночь в Стране. Как бы между прочим, он заметил:

— Через несколько дней луна станет темной.

При этом Этиаран пристально взглянула на него, словно подозревая, что он раскрыл какой-то свой секрет, но ничего не сказала. И Кавинант не знал — была ли это реакция на воспоминание или на ожидание чего-то предстоящего.

Утро следующего дня было столь же великолепным, как и предыдущее. Сверкавшая на солнце словно алмазы роса осыпала траву и листья; воздух, свежий, как первое дыхание весны, был напоен ароматом алианты и вереска, золотней и пионов, покрывающих склоны гор. Кавинант воспринимал все это с чувством, похожим на блаженство, с удовольствием следуя за Этиаран на север. Но в начале полудня случилось нечто, омрачившее его радость, оскорбившее его до мозга костей. Когда он шел по естественной аллее между густо разросшимися деревьями на склонах гор, наслаждаясь чудесным ощущением упругой травы под ногами, внезапно на его пути встретилась торфяная проплешина, такая же ненадежная и опасная, как яма на зыбучем песке.

Кавинант инстинктивно отшатнулся, отпрянул на три шага назад.

Угрожающее ощущение тотчас же исчезло. Но нервы Кавинанта запомнили испытанное ощущение от самых подошв на всю длину ног. Он был так удивлен, так оскорблен, что ему даже не пришло в голову позвать Этиаран. Вместо этого он осторожно приблизился к месту, где почувствовал угрозу, и попробовал потрогать его ногой. Однако на этот раз он не почувствовал ничего, кроме сочной травы Анделейна. Наклонившись, он стал ощупывать руками траву и землю во всех направлениях в радиусе ярда.

Но то, что испугало его, теперь исчезло, и после нескольких секунд замешательства Кавинант вновь двинулся вперед. Сначала он шел чрезвычайно осторожно, ожидая нового подвоха. Однако земля, казалось, была так же полна чистой звучной жизненности, как и прежде. Вскоре он уже перешел на легкий бег, чтобы нагнать Этиаран.

К вечеру Кавинант вновь почувствовал зловоние зла, словно наступил ногой в кислоту. На этот раз его реакция была более быстрой, чем в первый раз, и он рванулся вперед так, словно спасался от удара молнии, а из его горла вырвался невольный крик. Этиаран бегом вернулась к нему и увидела, что он яростно шарит руками по траве, яростно выдирая целые пучки.