Проклятие пикси
Шрифт:
— Она всё для других, о себе и времени подумать нет. Когда я с вывихнутой лодыжкой лежала, можно сказать, чисто к постели прикована была, она и готовила, и стирала, и в доме прибиралась. Хотя формально я для неё – нет никто, а она мне книжки вслух читала. И как читала! На разные голоса, будто самая настоящая артистка. Ей бы в театр служить пойти, там такой талант с руками оторвут. Но Мия даже думать не желает об артистической карьере. Не маленькая, говорит, знаю, каким образом девушки на подмостках на главные роли попадают. Не по неё это. Порядочная и честная девушка. Всем бы такими быть.
Уходя
Усталая чародейка вернулась домой. Подруга, словно специально поджидавшая её возвращения, появилась на пороге, как всегда улыбчивая и счастливая.
— По какому случаю столь унылый и пасмурный вид? – Эни по-хозяйски устроилась на кровати и принялась весело болтать ногами в пушистых домашних тапочках, — поругалась со своим красавцем-начальником?
— Ничего он не мой, — парировала Рика, — его я сегодня вообще не видела. Просто устал.
— Ты уже огорчаешься из-за того, что не видела господина Окку? – многозначительно спросила подруга.
— Господина Окку я могу не видеть годами и не испытывать от этого малейшего дискомфорта, как и многих других людей. По службе пересеклась сегодня с одной разговорчивой старушкой, и битых два часа выслушивала её откровения по самым разным вопросам. При этом она проявляла раздражающую многословность и имела привычку высказывать своё мнение в ситуациях, когда её об этом никто не просил.
— Понятненько, — лукаво прищурилась Эни, — бабуля раскритиковала твой внешний вид.
— Я – некромант, мне положено выглядеть серьёзно, — парировала Рика, — и не какой-то бабке из домика с голубыми рамами судить о внешности, посвящённой бога смерти Эрару. Я не обязана прислушиваться к её мнению.
— Право слово, иногда не помешало бы, — заметила подруга, — где в твоих секретных некромантских книжках написано, что твоему Эрару приятно, когда его служительница одевается как чучело? Думаешь, ему менее приятно смотреть на хорошенькую милашку (коей ты по сути дела и являешься), чем на не пойми кого в унылом чёрном платье, делающим тебя похожей на горничную в трауре.
— Особа в двадцать четыре года одевающаяся, словно девочка отроческих годов, не имеет права давать советы другим, — урезонила чародейка, — особенно тем, кто обладает более выраженным чувством стиля.
Эни кокетливо поправила оборки своего розового платья:
— Всяко лучше вдовьей черноты. Я давно говорю, сделай красивую причёску, переоденься в нормальное платье и смой с мордахи всю краску. Думается мне, что тогда даже у неприступного сына Дубового
Рика прошлась по комнате, поправила ровнёхонькую стопку книг на письменном столе и предложила сменить тему. Ей совсем не хотелось поругаться с лучшей подругой.
— Согласна всем сердцем, — Эни вскочила и закружила чародейку по комнате, — я ведь пришла к тебе по совершенно другому делу. В торговом доме Картленов грандиозная распродажа, приуроченная к празднику Зимнего солнцеворота. Пойдём, а? Я там для себя несколько премиленьких вещичек приглядела. Может и ты себе что-то подберёшь.
— Мне ничего не нужно, — заявила Эрика.
— А пирожное «Королевские руины» тебе тоже совсем не интересует? – коварно спросила Эни.
Она прекрасно знала, что «Королевские руины» было любимейшим лакомством чародейки: нежнейшие взбитые белки, запечённые с орехами, переслоённые взбитыми сливками и политые шоколадом. Кафе торгового дома Картленов славилось этими пирожными на всю столицу Артании. «Руины» подавали там с большой чашкой крепчайшего кофе с бренди и сиропом из сахарного тростника, таким сладким, что челюсти сводило.
Рика решила вознаградить себя любимым десертом, поэтому быстро собралась и составила компанию подруге.
Торговый дом Картленов встретил их разноцветными магическими огоньками, весело пробегавшими по двум деревьям у входа. Приближался праздник, и все продавцы стремились привлечь внимание прохожих, украшая витрины и фасады магазинов, устраивали распродажи и даже приглашали артистов. Вот и сейчас у Картленов играла музыка, люди входили и выходили, пахло жареными пирожками, мандаринами и корицей.
В холле, ярко освещённом магическими светильниками (а Картлены денег не жалели, использовали только самые лучшие заклятия), на помосте артисты разыгрывали сцены встречи двух сестёр. Младшая – Осень, её изображала девушка в весьма откровенном наряде и короне из красных кленовых листьев ждала старшую – Зиму. Оказалось, братец Лето решил заточить старшую сестру, чтобы его время длилось вечно.
Никакого интереса к театральным представлениям чародейка не испытывала, Эни же напротив, сразу потащила её сквозь толпу, и они надолго застряли у подмостков. За это время Осень сумела заручиться поддержкой братика Весны (играл его юноша в парике светло-зелёного цвета, аккомпанирующий себе на каком-то народном струнном инструменте, длинный гриф которого был сделан в виде ветки цветущей сливы). Все вместе они с песнями и танцами вызволили Зиму из заточения, позволив году счастливо завершиться. Явилась публике Зима в сверкающей короне и песцовой мантии, пообещала много снега для будущего урожая, спела прочувствованную песню, и представление закончилось.
— Как я завидую артистам! – Эни прерывисто вздохнула, — у них такая замечательная жизнь. Публика, слава, поклонники! Видела, какой большущий букет подарили сестричке Осени?
На Рику букет особого впечатления не произвёл, она помнила только, что парень из публики вынес на сцену корзину белых цветов, кажется, это были хризантемы.
— Наверное, они очень счастливы, — продолжала Эни, — когда смотришь на артистов, остро понимаешь, насколько пустой и банально-обыденной является твоя собственная жизнь.