Проклятие рода
Шрифт:
«Наш» государь – вдруг вспомнил Тимманус и усмехнулся.
– Судя по всему, - он шепнул Веттерману, указав подбородком на спину датчанина, - скоро его хозяин объявит себя вассалом великого князя.
Иоганн пожал плечами. Ему сказать было нечего.
Спустились вниз по лестнице, затем начались узкие каменные переходы, вновь лестница, уводящая вниз, опять длинные каменные галереи. Веттермана поразила аккуратная кирпичная кладка стен и сводов, чистота, ни паутинки, ни капельки влаги, ни следов копоти от факелов. «Моют, что ль каждый день?» - мелькнула мысль. Пол был выложен ровными каменными плитами, без единого зазора или выступа – не спотыкнешься! Иногда пастору казалось, что где-то высоко над ними шумела вода, словно они проходили под рекой. Даже Браккель, проживший несколько лет в Москве и бывавший в Кремле, ворочал круглой головой, тщетно стараясь понять в каком направлении их ведут. Да это было вовсе непросто. Помимо лестниц, которые сперва уводили вниз, сама галерея неожиданно поворачивала то налево, то направо, то казалось, уводила вспять, словно они блуждали по какому-то таинственному лабиринту. Это впечатление усиливалось наличием боковых ответвлений. Правда, все они были закрыты глухими дверями с мощными замками на засовах. Но шагавшие впереди стрельцы, видимо, отлично знали дорогу. Заминок не было.
Наконец, после нескольких подъемов по довольно крутым каменным забежным ступеням галерея стала расширяться, превратившись в довольно просторный туннель, завершавшийся глухой стеной с одной единственной дверью. Передние стрельцы остановились и разошлись в стороны, замерев по бокам проема.
– Пришли! – Царь обернулся. За ним повернулись и дьяки, слегка отойдя в сторону, чтобы не оказаться спиной к государю, но лицом к иноземцам.
– Смотреть будем мои сокровища. – Объявил Иоанн Васильевич, пристально вглядываясь в гостей. Неожиданно царь громко рассмеялся. Заулыбались и дьяки. – Что попы подумали? Мол, царь привел изумить вас златом, серебром да каменьями. Добра такого у меня поболе, нежели у других владык земных. Не-е-ет, - нараспев произнес государь, - иное богатство покажу. Такого нигде не увидите! Эй, Фуников, - ткнул легонько посохом казначея, - что встал? Отпирай, давай мои кладовые.
Дьяк послушно загремел ключами. Дверь имела два мощных деревянных засова, заведенных в стены и лежащих на изогнутых железных подставках с прорезями, куда входили железные проушины с висящими на них огромными замками. Не отстегнув замок, приподнять и сдвинуть засов, было невозможно. Фуников открыл один за другим замки, снял их и сложил у ног стрельцов, стоящих по бокам. После этого казначей с трудом приподнял один из засовов, сдвинул в стенное отверстие, приподнял другой конец и таким образом снял преграду, поставил на пол, прислонив к стене. После проделал тоже самое с другим. Дьяк торопился исполнить цареву волю, и было видно, как по его лицу струится пот. После этого он открыл ключом еще один замок в самой двери, ухватился за мощную ручку, но сдвинуть с места уже сил у него не хватило. Фуников оглянулся и умоляюще посмотрел на царя. Иоанн Васильевич двинул посохом, призывая замыкавших шествие стрельцов помочь казначею. Те, отдав факелы своим товарищам, стоявшим на часах у двери, отстранили Фуникова, но и тут дверь с трудом подчинилась усилиям двух здоровенных мужиков.
– Целиком из железа. – Догадался Веттерман.
– Факелы берите и заходите. – Приказал царь стрельцам, открывшим дверь в сокровищницу. Те шагнули первыми в темноту за порогом, за ними вошел Иоанн Васильевич и все остальные.
Помещение состояло из двух комнат, разделенных аркой, с довольно высоким потолком. Все было заставлено большими и малыми сундуками, закрытыми на замки. Веттерману стало даже жалко Фуникова, которому их сейчас придется открывать.
Царь легонько постучал по ближайшему из сундуков:
– Когда неверные осадили город великого Константина, а кесарь его защищавший тоже по имени Константин пал в бою, из гавани смогли вырваться с десяток судов. На одном из них была моя бабка Софья Фоминишна Палеолог, царевна и племянница кесаря. Ее отец Фома Палеолог был правителем Мореи. Она вывезла с собой самое ценное. То, что ныне лежит в этих сундуках. Бесценные книги, средоточие человечьей мудрости. Потом на Софье Фоминишне женился мой дед, великий князь Иоанн Васильевич и это богатство переехало в Москву. Так эти книги достались мне в наследство. Давай, Никита, открывай сундуки, будем дальше хвалиться перед иноземцами. Они, почитай, такого в век не видали. Самое ценное там, - он показал посохом на дальнюю комнату, - с нее и начнем. В тех сундуках лежат сочинения латинянами, жидами да агарянами писаные, в этих, где стоим, - постучал посохом в пол, - греками. Многие переведены уже на наш язык стараниями Максима по прозвищу Грек, с Ватопедского монастыря.
Царь прошел в дальнюю комнату, показал на отдельно стоящий небольшой сундук.
– Начни с него, Никита. – Приказал он Фуникову.
Казначей отыскал нужный ключ, отомкнул замок и осторожно приподнял крышку.
Царь подошел ближе и подозвал остальных.
– Загляните! – Приказал. Все осторожно, поднимаясь на цыпочки и вытянув шеи посмотрели на лежавшие в сундуке рукописи.
– Скажи, Висковатый, что это?
– Это, государь, - тихим голосом отвечал глава Посольского приказа, - персунское сочинение. Называется на их языке «Язаиб елъмалукъкат» , что по-нашему звучит, как «Всего мира мудрость».
– Древняя? – Поинтересовался царь, чтобы Иван Михайлович гостей просветил.
– Четыре сотни лет ей будет.
– Не сильно старая. – Разочарованно покачал головой Иоанн Васильевич. – Но больно Тинехматка – князь ногайский просил ею пожаловать. Верно глаголю, Висковатый?
– Верно, государь. В лето 73-го бил тебе челом Тинехмат. – Подтвердил дьяк.
Да не с руки царю раздавать то, что бабка сберечь смогла от агарян неверных. Приказал ответить Тинехматке: Велели искати, доискаться не смогли! – Царь засмеялся. – Ну, давай, Никита, открывай все подряд. Пущай гости сами в руки берут, смотрят, что латиняне написали.
Стрельцы по знаку Фуникова снимали верхние сундуки, расставляли их по полу, а дьяк, покряхтывая от боли в спине, отпирал и распахивал один за другим. Взору гостей открылась удивительная картина – в сундуках хранилось множество фолиантов. Иноземцы разошлись по сторонам и, коль было позволено, стали брать в руки и всматриваться в книги, осторожно перелистывая тончайшие пергаментные страницы. Теперь в помещении звучали восторженные возгласы:
– “De re publica” и 8 книг “Historiarum”!
– “De vita Caesarum”!
– Corpus Ulpiani!
– Codex Constit imper Theodosii , Yustiniani Codex Costit, Codex Novellar!
– Vergilii!
– Calvus!
– “Bellum Iugurthinum”!
– Caesar Comment de bello Galico!
– Titus Livius! “Historiae”
– Царю не досуг с вами! – Иоанн Васильевич остановил наслаждавшихся просмотром книг иноземцев. – Вот воля царская вам, - показал попеременно посохом на пасторов и советника датского герцога, - перетолмачить сочинения латинян на наш язык. За то дело жалованы будете.
– Все до единой? – Ошарашенно спросил Шрафер.
– Не сдюжите? – Усмехнулся царь. – Вот что в руке у тебя? – Ткнул он посохом в сторону Веттермана.
Иоганн осторожно погладил темно-синий с золотом переплет книги:
– Светоний. «О жизни цезарей».
– С нее и начнете. – Утвердительно стукнул посохом об пол. – После кесарей выберете каждый сам по книге и за работу. Иван Михайлович, - Висковатому, - на тебя возлагаю. – Глава Посольского приказа в ответ молча поклонился.
– Никита, - Фуникову, дьяк тоже поклонился, звякнув ключами, - выдавай по одной. А ты, Андрей, - Щелканову, - посади их в палату отдельную, выдай что потребно: перья, пергаменты, корми досыта, отвози-привози по домам, да сам сиди с ними, дабы не попортили чего. – Теперь и Щелканов склонился перед царем. – Ухожу я, вас оставляя при моих сокровищах.