Проклятие ульфхеднара

Счастная Елена

Теперь зашевелился, продирая глаза, и Блефиди. Надо же, как его скосил сон: проспал, даже с боку на бок не ворочаясь. Он сел, недоуменно осматриваясь, а, завидев, что Лейви очнулся, поспешно встал.

— Я рад, что ты жив, дружище! — облегчённо улыбнулся, но, коротко глянув на Ингольва, который стоял рядом с Асвейг, снова помрачнел. — Что сказал конунг?

— Завтра хольмганг, — тот передёрнул плечами. — И чую, Альвин готовит мне хороший сюрприз. Чтобы мне не было слишком скучно.

Ромей покачал головой. Все снова притихли на время, а после, оставив Лейви, который с каждым мигом всё больше набирался сил, на попечение Эльдьярна, Ингольв и Змей всё же отправились на торг: как ни крути, а припасами надо обзаводиться, хоть накануне не удалось.

Вернулись они только к вечеру. Сгрузили мешки с крупой, сушёной рыбой и вяленым мясом у стены да сели отдышаться. Лейви, ещё зеленовато-бледный, уже сидел, крепко держась за край лежанки, чтобы не упасть.

Слегка передохнув, Ингольв отправился размяться к тому месту, откуда два года назад едва не кинулась в море Сиглауг, ведомая призывам мёртвого мужа. Даже проведя весь день на ногах, он легко поднялся в гору, а там неистовый ветер наполнил грудь вторым дыханием. Встав на краю обрыва, Ингольв упёрся взглядом в огненную полосу горизонта. Солнце уже почти совсем потонуло в тёмных водах, оставив на поверхности только самую верхушку, но и та быстро таяла. Стояли на приколе драккары, изогнув драконьи шеи, лениво покачивались на ветру верхушки деревьев. И волны облизывали подножие скалы, вздымались и опадали, будто бы в молитве Ньёрду. Шептали заклинания, утробно ворчали, сотрясая вековые камни. Ингольв, слушая их, опустил ладонь на рукоять меча, прикрыл глаза, обращаясь к тому из богов, кто сейчас мог его услышать. Он не просил помочь ему на хольмганге, он хотел только, чтобы сознание вернулось к Асвейг, чтобы её льдистые глаза вновь наполнились жизнью.

Давно он не разминался на просторе, когда дыхание леса и моря подхватывает каждое движение и продолжает его, когда поет на острие меча. Каждая мышца наполняется силой, голова — ясностью и кажется, что нет в этом мире ничего невозможного. Даже не так уж сложно просто раскинуть руки и, спрыгнув с этого утёса, полететь. После Ингольв просто опустился на землю, отдыхая, проводил последние отсветы заката и вернулся к своим.

Они уже снова собирались ко сну. Только девушки оставались столь же неподвижными. И глядя на них, можно было легко представить, как Рагна сейчас удерживает Асвейг в междумирьи. Никто не стал донимать Ингольва расспросами. Понимали все, что он уже настроился на поединок: нарушить это особое состояние легко можно одним только раздражающим вопросом. Теперь он только почувствовал, что вымотался: вспомнилась предыдущая бессонная ночь.

Все улеглись, оставив очаг догорать, отдавая последнее тепло и так хорошо натопленному дому. Снаружи стихал шум поместья: никто сегодня не тревожил гостей, не звал ко столу Хакон, будто знал, что получит отказ. В преддверии поединка напряжение между ними обострилось. Ингольв немного полежал в своей постели, глядя в тёмный свод крыши и слушая, как дыхание остальных мужчин становится ровным. После он встал и, тихо пройдя мимо них, чудом умостился с самого краю лежанки Асвейг. Он обхватил её одной рукой, почти содрогаясь от того, какая она холодная, пытаясь хоть немного согреть её, вдохнуть в неё хоть каплю собственной жизни. И так, прижимая девушку к себе, наконец уснул.

Утром его разбудили громким стуком в дверь. Повскакивали все, кроме девушек. Злой и нахохлившийся под дождём брути передал приказ конунга отправляться на Непельхольм. Конечно, Ингольв и сам не передумал бы, но Хакон, видно, решил и вовсе не оставить ему дорог к отступлению. Ингольв быстро собрался, прихватил топор и меч, не зная пока, какое оружие выберет противник. С ним увязался Блефиди, никак не желая оставить его без хоть какой-то поддержки. И верно: с другом за спиной всё ж легче. На берегу их уже ждала лодка, а другие, в которых сидели будущие свидетели божьего суда, уже удалялись в сторону острова. И так от вида их стало гулко внутри: вспомнилась та весна, когда так же все собирались на поединок двух конунгов. И утро даже было такое же: хмурое, влажное и тяжёлое.

Ингольв с Блефиди погрузились в лодку и замерли на скамьях, завернувшись в плащи и поглядывая на всё того же незнакомого брути, что сел на вёсла. Плыли в молчании: ничего обсуждать не хотелось. Змей то и дело опускал взгляд в серые воды фьорда, будто ждал, что из них снова покажется склизкая спина морского гада, что покусал его однажды. Ингольв и сам невольно косился в воду, уже не зная, чего и ожидать: уж больно много необычного случилось с ним и его спутниками за всё это время.

Трелль грёб справно и размеренно, оттого лодка скоро шеркнулась о дно, причалив к острову, и чуть накренилась, потеряв опору воды с обеих сторон. Ингольв с Блефиди, благодарно кивнув брути, что довёз их так быстро, спрыгнули на берег — и сразу же сквозь шум моря послышался отдалённый гул голосов. Они прошли вдоль пенной полосы прибоя, выдергивая ноги из вязкого и сырого после ночи песка. Тонкие лохмотья тумана протягивались из тени леса к морю. Вокруг места поединка уже собралось видимо-невидимо народу: здесь были и люди Альвина, которые стояли по обе стороны от него. Многие побросали свои дела в Скодубрюнне и теперь окружали конунга, который тоже прибыл сюда, отложив все тяжбы до завтрашнего дня. Все ждали, чем же закончится это затянувшееся на годы противостояние. И многие, судя по недобрым взглядам, что обрушились на Ингольва и Змея при их появлении, были вовсе не на их стороне.

— Честно говоря, я думал, что ты не явишься, — по-молодецки запальчиво приветствовал их Альвин. — Это кто же? Твой чужеземец, который якобы и подтвердить может, что ты в Ромейской империи был, а не под кустом ночевал?

— Чего бы мне не являться? — Ингольв усмехнулся в усы. — Тебя бояться, что ли? Или воина, которого ты по немощи вместо себя выставишь?

Альвин оскалился, но стерпел, не решаясь, видно, устраивать перепалку под суровым взглядом Хакона. Ингольв не стал более медлить, встал у края плаща, который тщательно расстелили для противников.

— Кто выйдет вместо тебя, Альвин? — спросил наконец конунг, когда вокруг стало чуть тише.

Ярл обернулся, коротким взмахом руки подзывая кого-то — и вперёд вышел здоровый детина, ростом Ингольва выше да в плечах, верно, шире. И только слепой не узнал бы в нём воспитанника Альвина, который только недавно вошёл в самую лучшую для воина пору — Эвара. Говорили, хоть и не открыто, что его ярл уважал гораздо больше, чем родного сына. А ещё о том, что он берсерк, яростный и беспощадный в бою. Но вот именно его сейчас хотел отдать под меч Ингольва в отместку за смерть Эйнара.

— Он выйдет вместо меня. Считаю, Эвар достойный противник тебе.

— Сойдёт, — Ингольв криво усмехнулся и поймал укоризненный взгляд Змея.

Хакон ещё раз напомнил собравшимся, что нынче поединок будет идти до смерти одного из противников. Оружием выбрали мечи, подготовили за спинами воинов по три щита, как и полагалось. Ингольв снял рубаху, не для того, чтобы покрасоваться, а лишь для того, чтобы удобнее было. С некоторых пор сражаться так ему стало сподручнее. Он вышел на плащ, медленно ощупывая камни, что лежали под ним, чувствуя их через тонкую подошву сапог. Морось сыпалась с неба, облепляя кожу, волосы, вставая пеленой перед глазами. Эвар приблизился огромной белобрысой скалой, приглядываясь, оценивая. Никогда раньше они не встречались воочию. Но, верно, воспитанник ярла об Ингольве тоже слышал немало.

— Не страшно тебе? — спросил тот тихо.

Люди вокруг напряжённо прислушались.

— Не все тебя боятся, — Эвар качнул мечом. Его зрачки расширились, выдавая закипающую внутри ярость.

И вдруг он бросился вперёд очень проворно для такой туши. Щит встретил первый мощный удар — и тут же раскололся. Ингольв сделал пару шагов назад, вывернул руку, убрался из-под клинка. Отшвырнул бесполезную груду досок в сторону. Эвар качнулся вперёд, крутанул головой, отыскивая исчезнувшего противника. Ингольв успел взять второй щит, встряхнул, перехватывая удобнее.