Проклятие ульфхеднара
Шрифт:
— Ложись спать, — просто сказал он, не глядя на неё. — Я скоро вернусь.
Быстро отмыл подсыхающую кровь, оделся и ушёл: настолько сильно давили сейчас на него стены. Сторонясь ещё шумного застолья, Ингольв спустился к морю и остановился, чувствуя, как начала трогать ступни холодная вода. Долгий путь и неурядицы по дороге, договор с Кнутом, к которому он был готов, но обернувшийся неожиданной свадьбой, странное разочарование и недовольство — всё это наводило тягостный беспорядок в мыслях. Нужно было прийти в себя, избавиться от злости и двигаться дальше. Ингольв скинул одежду и быстро, чтобы разогретое выпитым мёдом и соитием с Хельгой тело не успело взбунтоваться, вошёл в тёмную пенную воду. Почти ледяную, но живительную. Крепко схватило кожу холодом и солью, горечью осел вкус моря на языке. И правда, стало легко. Будто упал ненужный груз и голова прояснилась. Назад не повернёшь: что сделано, то сделано.
Глава 14
Жизнь поместья с новым хозяином понемногу налаживалась. Амбары наполнились если и не полностью, то так, что на душе становилось спокойнее: зиму переживут, какой бы холодной она не случилась. Рабочих рук по-прежнему не хватало, рабов купить в короткий срок было негде, а потому в поместье на время перебрались старший и средний сыновья Кнута. Там уж у них и свои дети подросли до того, что могли помогать по хозяйству взрослым. И мало-помалу стало в доме людно, как бывало, верно, и раньше, пока отпрыски Датчанина не разлетелись по своим гнёздам. Несмотря на то, что права владеть поместьем у него больше не было, тот не печалился, жить остался там же на правах родича молодой хозяйки. Ингольву поперёк ничего старался не говорить, хоть поначалу между ними и случались разногласия. Викинг уезжал нечасто, но все заботы решал сам. Говорили, и к сыну он ездил, повидаться да помочь чем Сиглауг. Но важнее всего сейчас для него было стать опорой всем, кто жил в поместье, закрепить о себе благую славу. И это ему удавалось. Не сразу получилось преодолеть скрытую неприязнь новообретённых родичей, хоть и улыбались они на свадьбе во все зубы. Но день за днём она становилась всё менее заметной. А вот молодая супруга, казалось, наоборот, в муже разочаровывалась всё сильнее. Асвейг не знала да и знать не хотела, что между ними происходит. Любая мысль о том, что Ингольв каждую ночь идёт в постель к дочери Кнута, едва не наизнанку выворачивала. Но случилось так, что несколько раз она застала невольно их ссоры, которые тут же стихали при её появлении. А там и Лейви с Блефиди обмолвились как-то между собой, что в постели той супружеской Ингольв с женой чаще только спит. Странное дело, но ромея это будто бы радовало: уж больно язвительным тогда был его тон.
Асвейг старалась в дела эти не соваться: работала там, где нужно было, никаких забот не чуралась. За время, что рабыней пробыла, и тяжелее приходилось. Но всё равно на глаза попадалось то, что видеть не хотелось, а в уши вливались разговоры о том, что лучше было бы не знать. Не знать о том, что Ингольв с женой не ладит, что та охотнее теперь с ромеем говорит, слушает его рассказы о покинутой Империи. Не знать о том, что её-то здесь за наложницу хозяина держат, хоть давно уж тот к ней не прикасался даже и пальцем. А уж сейдконой её едва не в глаза называли, как дошёл слух о случившемся на тинге ритуале и до этих мест.
Но то, что ещё держало её здесь, происходило в стороне от поместья, в дальней оконечности открытого берега, у подножия скалы, за которой начиналась целая гряда стен фьорда. Там они с Эльдьярном проводили времени немного, но достаточно для того, чтобы мало-помалу постигать премудрости гальдра дальше. Поначалу без привычного амулета на шее было страшно не то что творить заклинания, а просто касаться внутренних сил. А ну как выплеснутся? Тогда, верно, и великану не выжить. Но чем дальше, тем становилось спокойнее. Эльдьярн не торопился и не давил. Он старался только наставлять как можно более терпеливо и неспешно. Пока Асвейг наконец не поняла, что амулет снять давно было пора, да только страх не давал.
Обычно после очередного урока в дом Асвейг возвращалась уже поздно и настолько вымотанная, что и языком пошевелить иной раз не могла. А потому Ингольв всем строго-настрого запретил в такие дни нагружать её лишней работой. Вот и сегодня, когда солнце, что садилось в укрытие гор день ото дня всё раньше, уже закатилось, Асвейг волокла себя к поместью, всё ещё чувствуя, как покалывает пальцы остатками последнего заклинания. Оно призвано было вернуть к жизни сразу несколько убитых зайцев. И кто бы мог подумать, что это окажется так сложно. Она поднялась в гору, отворила калитку, глядя только себе под ноги, и ещё издалека услышала, что в длинном доме разгорается не слишком добрый разговор. Слышались басовитые голоса мужчин, которые спорили о чём-то. Может, даже и угрожали. Но кому, она поняла, только когда вошла в дом. Ингольв, ещё не переодетый с дороги, стоял спиной к двери и обернулся, услышав шаги. В глубине его глаз — даже издалека было видно — шаял золотой огонь гнева. А значит, кто-то крепко его разозлил. Перед ним по лавкам, как нашкодившие мальчишки, сидели Кнут и сыновья. Чуть дальше, у очага, стояла Хельга, прижав сложенные руки к груди. В котле явно что-то подгорало. Она спохватилась и помешала варево, тихо ворча. Рядом с ней, облокотившись о стол, сидел Змей, подозрительно оглядывая родичей хозяйки. Были тут и Лейви с Рагной. Скальд, прислонившись плечом к опоре крыши, сверлил взглядом спину Кнута, а фюльгья, почти с ним неразлучная, держала его под локоть. И такое невообразимое напряжение протянулось между всеми, что хоть ножом его режь. Асвейг подумала было уйти, не мешать, но Ингольв махнул рукой, подзывая, и пришлось подчиниться.
— Так почему ты не сказал, что нам к Самайну надо Фадира в гости ждать? — снова обратился он к Кнуту, явно продолжая неоконченное дознание. — Я слышал, он уже недалеко.
— Да не знал я о том, Ингольв, — раздражённо ответил Датчанин. — Говорю же, не собирался он к нам на вейцлу. Времена нынче не те, чтобы ещё и хирдманнов конунговых кормить. Драуг его разберёт, зачем наведаться решил.
— Да тебя что ни спроси, ты ничего не знаешь, — недоверчиво оскалился Лейви. — Кто за нами головорезов отправил — не знаешь. О том, что Фадир едет, тоже. Не настолько стар ты ещё, Кнут, чтобы в немочь впадать и умом слабеть.
Тот повернулся к нему, гневно сжимая колено пальцами.
— А ты языком не чеши почем зря, скальд. Коль не знаешь правду-то.
— Ты верно заметил, я скальд. И говорю о том, что вижу. И ты зенками так не сверкай, твоя дочь хоть и хозяйка здесь, да ты уже мало что значишь.
— Лейви! — одернул его Ингольв.
И как раз вовремя: скальд и правда подступил к опасной черте. Какие бы намерения Кнут ни скрывал на самом деле, а большие ссоры сейчас никому не были нужны. Всё же положение, несмотря ни на что, пока оставалось шатким. Вся зима впереди, если постоянно устраивать склоки, это не сослужит хорошей службы. Лейви только нахмурился на слова побратима, но благоразумно замолчал.
— Что же, Хельга, и ты не знала о том, что конунг сюда прибудет? — тихо спросил Блефиди у молодой хозяйки.
Странно так, проникновенно, будто право имел на упрёк. Будто не перед мужем ей совестно должно стать за утайку, а перед ним. Тут же лицо Кнута стало суровее, словно тон ромея ему тоже не понравился. С подозрением он вперился в дочь, ожидая, что та скажет. А Хельга вцепилась пальцами в связку ключей на поясе, точно силу из них черпала и убедить себя хотела, что имеет она твёрдость на любой ответ.
— Не знала, — качнула головой, прямо глядя на Ингольва, которому то, что незримо связывало их с Блефиди, кажется, было совсем безразлично.
А что ему волноваться? Коли жену в блуде уличить, то она от этого больше потеряет. И изгнана будет с позором. Он только вздохнул, складывая руки на груди, понимая, верно, что всё равно ничего от этого семейства не допытается.
— Ладно. Как бы мы сейчас ни рядились, кто что знал, а Фадира нам ждать, верно, не больше, чем через неделю, — он развязал пояс плотной куртки и распахнул её.
Тогда только Асвейг увидела, что он, оказывается, сильно устал за последнее время. Новые для него заботы, верно, пили много сил. Но то, говорят, дело привычки. Скоро освоится.
— Конунга тоже понять можно, — на удивление мирно поговорил Лейви. — Он знать хочет, что за новый хозяин тут объявился. Которого он поймать хотел да не поймал. И которому он шею давно свернуть желает. Ничего хорошего для нас в его приезде нет. Да вряд ли он станет нападать открыто. Думается, лучше будет, что он сейчас объявится, а не тогда, когда ты уже хирд соберёшь.