Проклятие ульфхеднара
Шрифт:
— Опять вы что-то недоговариваете, — сразу набычился Гагар. — А я, между тем, сюда торопился, чтобы вас предупредить.
— Я всё расскажу тебе, — попыталась успокоить его негодование Асвейг. — Но чуть позже.
Мужчина не слишком этим утешился. Но перестал зыркать с явной злобой.
— Так что, Ингольв? Ждать гостей станешь? — попытался уколоть он после короткого молчания, во время которого все принялись за еду.
— Стану. И к сражению подготовлюсь, — тот кивнул, чувствуя, как при мысли о битве шевельнулось что-то внутри, разгорелось нетерпеливым огнём, пробегая по мышцам. — И надеюсь, мне будет чём ещё встретить Хакона и его отца. Если тот сам решит пожаловать.
Гагар обвёл взглядом незнакомых хирдманнов, что прибыли с ним.
— Всё ж думаешь, сумеете Диссельв добыть? — на его лице отразилось сомнение.
— Там видно станет.
Глава 18
Воины Хаки во главе с Лейви и Рагной, выехали в путь на следующий день. Дорога им предстояла не то чтобы слишком долгая, но больше беспокоило, не оказалась бы она бесполезной. Спозаранку они собрались и пропали за воротами. И целый день ещё после взгляд невольно обращался в ту сторону, хоть и понятно было, что так скоро они не вернутся. Сам Ингольв крепко призадумался надо всем, что сейчас висело над ними. То снова принимался обсуждать что-то с ближниками, расспрашивать Гагара. То уходил куда-то, желая остаться один. Асвейг же после смерти Хельги и вздохнуть лишний раз теперь было некогда. Все хозяйские заботы вмиг свалились на неё.
Только под вечер, когда прекращалась суета, когда уставал Кнут, который никогда не упускал возможности подогнать, уколоть словом или взглядом, становилось немного спокойнее. Тогда можно было и посидеть немного рядом с Ингольвом, просто прислонившись к его плечу и слушая разговор мужчин. Асвейг старалась не упустить ни одного слова, знала, что в очередной раз планы обговариваются для неё. И тогда то и дело внутри проскакивал холодной рыбиной страх за всё, что дальше будет деяться, когда привезут или не привезут Диссельв.
Кажется, Ингольв чувствовал её неуверенность, но не знал, как помочь. Ведь в гальдре он ничего не смыслил, не знал, что происходит внутри того, кто творит колдовство. А потому он только и мог поддержать её тем, что просто был рядом. И как бы хотелось, чтобы так было всегда, чтобы не давило на всех приближение неизбежного. Но они сами встали на этот путь, сами выбрали, как жить.
Асвейг совсем измаялась, а потому решила, что нынче снова опробует свои силы, попытается хотя бы примериться к тому, что ей предстоит сделать. Осталось только Эльдьярна уговорить помочь и направить. А великан-то после возвращения почти с ней не разговаривал: выказывал нарочитую обиду. Хоть и не уходил, пусть и мог сделать это в любой миг. С уверенностью в том, что надо хоть на что-то решаться, Асвейг и поднялась утром, когда все только начинали ворочаться в постелях в преддверии пробуждения. Она мельком бросила взгляд на лавку Ингольва — и оказалось, что она уже пустует. И как только викинг, с его-то ростом и размахом плеч вообще умел настолько тихо двигаться? Каждый раз она тому поражалась.
Быстро собравшись, пока не пробудились остальные, Асвейг собралась, причесалась и поспешила к устью реки, ожидая увидеть его именно там. Прошла по двору, будто бы залитому молоком: такой плотный туман стоял с ночи — вывернула на нужную тропку. Ноги сами собой несли её всё быстрее, разгоралось в груди сладостное нетерпение: не так уж часто удавалось побыть совсем одним.
Ингольв, верно, оказался на своём излюбленном для утренних разминок месте. Он уже закончил, и теперь, ополоснувшись в ледяной, ещё хранящей дыхание горных вершин, реке, выходил на берег.
Асвейг метнулась в сторону, укрылась за сосной и выглянула, наблюдая. Не решилась нарушить его сосредоточение после урока тела и духа. Знала, как важно сейчас это для него, особенно когда покровительствует над ним Фенрир: существо буйное и опасное. Да и полюбоваться было на что, чего таить.
— Выходи, — громко, с лёгкой насмешкой в голосе, позвал её Ингольв, успела она только унять взволнованное дыхание. — Чего прячешься?
Асвейг вздохнула и вышла навстречу, не сводя с него глаз. Всё ведь слышит и замечает — не укроешься. Приблизилась неспешно, наклонилась и, взяв рубаху с земли, подала Ингольву. Тот за руку её поймал и к себе рванул — обдала прохладой его кожа, ещё не согревшаяся после купания. Руки, нетерпеливые и сильные, скользнули вниз по спине.
— Никак убить меня хотела? — викинг склонился к лицу.
— Есть, за что, верно, — постаралась как можно серьёзнее ответить Асвейг, но улыбка всё равно наползла на губы.
Ингольв покачал головой, продолжая размеренно и ощутимо поглаживать её поверх одежды. Но уже от этого всё внутри переворачивалось.
— Поедешь со мной? — с лёгкой хрипотцой, всё жарче распаляясь, проговорил он. — Пока Лейви не вернулся, хочу до Кетиля съездить. С Одди повидаться.
Коснулся коротко её щеки губами и взглянул вопросительно, зная, видно, что она и отказаться может. Всё ж не её сын, и видеться с ним, словно с напоминанием о том, что когда-то случилось, ей не слишком приятно.
— Поеду, — Асвейг повисла на его плечах, так и сжимая в пальцах рубаху.
Что бы ни было, а из жизни это теперь не выбросишь. И гораздо хуже было бы, если бы Ингольв о сыне собственном совсем позабыл. Тогда все упрёки Сиглауг оказались бы правдой.
— Спасибо, — просто шепнул Ингольв, всё понимая.
Ловко справился с застёжкой её плаща, бросил его на землю и подтолкнул призывая ложиться.
***
Никто против их отъезда возражать не стал: всего несколько дней — и вернутся. Благо, ехать не так уж далеко. Кнут поворчал, конечно, что дом снова без хозяина остаётся. Да ещё и без хозяйки. Не слишком добро сказал, а всё равно в душе короткой вспышкой промелькнула благодарность: всё ж признаёт, хоть и за то, как с дочерью его получилось, до сих пор обиду держит. Но он сам отказался от попытки вернуть её. Сам решил. А потому в открытую ни с кем враждовать не пытался. Даже с Блефиди.
На следующее утро, оседлав самых быстрых лошадей, Ингольв и Асвейг выехали в сторону поместья Кетиля. И ясно было, как белый день, почему викинг торопится с сыном повидаться — оттого нехорошо становилось на душе и тягостно в мыслях. Он всерьёз считал, что из стражения с двумя конунгами может и не вернуться. Ни разу они о том не говорили, и бесполезно было упрашивать его поберечься. Не дурак ведь, и сам всё понимает. Но и глупо надеяться на то, что он задумается о собственной сохранности, когда воля Фенрира обуяет его в пылу схватки.
И в те моменты, когда размышления о том наваливались всей тяжестью, Асвейг готова была благодарить кого угодно из богов за свой дар. Даже Хель. Уж, если что скверное случится, а ничьего разрешения на то, чтобы снова его возродить, спрашивать она не станет.
И как хотелось спокойствия в дни временного затишья, а в дороге — странное дело — было как будто привычнее. Приятно было ехать чуть позади Ингольва, рассматривать его могучую спину и ловить на себе короткие взгляды, когда он оборачивался. Это выстраданное счастье — находиться рядом с ним и чувствовать его любовь — было пропитано горечью всех потерь, что случились за это время. Но оттого счастьем оно быть не переставало.