Проклятие Валнира
Шрифт:
— Это я его убил, а ты мог и другим заняться.
— Нам приказали защищать леди.
— Вот как? И ты следуешь всем приказам так буквально?
— Вы ставите под сомнение мою доблесть, сэр?
— Хватит, — проворчал Вирт. — Эти собаки держатся недалеко от своих хозяев. Нам тут только бандитов не хватало.
Но предупреждение несколько запоздало. Только перепалка закончилась, как послышались чьи-то резкие окрики и топот сапог. Все обернулись к дороге. Там за деревьями мелькали факелы и быстро передвигались массивные фигуры.
— Кровь Зигмара! — вскричал капитан Вирт. —
Густав перевязал голову Павла и закрыл сумку.
— А я? — жалобно спросил Оскар, показывая на раненую ногу. — Смотрите, сколько крови.
— Где кровь? Да меня блохи посильнее кусали.
И Густав упаковал аптечку.
Все спешно сели на коней, лишь Франц лишился своей лошади — ей разорвал горло один из чудовищных псов, а мул был слишком нагружен, чтобы принять еще и седока. Делить же седло с лучником никто не жаждал.
— На кой мне нож под ребра, если ему опять что-нибудь взбредет в голову! — сказал Халс.
Райнер вздохнул и протянул Францу руку:
— Давай сюда, парень.
Франц забрал с мертвой лошади тюк с вещами и запрыгнул на круп лошади Райнера, но постарался сесть подальше.
— Держись крепче, сейчас так поскачем…
— Я… все путем.
Спорить было некогда. Они еще и коней не развернули, когда из темноты вырвались гигантские, похожие на человеческие фигуры; они ревели и размахивали огромным, им под стать, оружием.
Глава четвертая
ГЛОТОК СВЕЖЕГО ВОЗДУХА
Отряд пережил несколько жутких моментов, торопливо пришпоривая коней в попытке уйти от погони в густой темный лес. Казалось, деревья появляются перед ними ниоткуда и корни поднимаются из земли, чтобы схватить их. Райнер ругался вполголоса, чувствуя за спиной горячее дыхание преследователей. Наконец они выскочили в поле и пустили коней в карьер. Павел и Халс, которым в жизни не доводилось ездить быстрее, чем легкой рысцой, отнюдь не пришли в восторг. От страха они намертво вцепились в шеи своих лошадей, но, по милости Зигмара, не упали. Вскоре преследователи отстали от них.
Вирт решил не рисковать. Они мчались во весь дух еще не менее часа, пока окрестности деревни не остались позади. Теперь их окружали низкие холмы и глубокие лесистые овраги. В один из них они спускались друг за другом, уже шагом, направляя лошадей по руслу окаймленного льдом ручья на протяжении мили, пока Вирт не нашел плоскую, покрытую галькой прибрежную полосу и не приказал ставить палатки.
Лагерь имел весьма плачевный вид. Вирт не разрешил разжечь огонь, и они ели холодное, пока Густав промывал и перевязывал их раны, и легкий снег таял на дымящихся боках лошадей. Павел то и дело хватался за то место, где когда-то был глаз, всхлипывал и кричал: «Не может быть! Я его все еще чувствую», что отнюдь не способствовало пищеварению.
Зародившаяся между Райнером и Францем дружба не заставила паренька передумать относительно размещения на ночлег, и, пока остальные расползались по прочным палаткам, он улегся поудобнее, насколько это было вообще возможно, укрылся плащом и положил на него с одной стороны свой короткий меч, с другой — ножны.
В течение следующих двух дней становилось все холоднее: леди Магда вела их выше и выше к подножию Срединных гор, и дождь равнин сменился мокрым, липким снегом. Казалось, что по мере восхождения время оборачивается вспять и весна переходит в зиму, а не в лето, как положено. Густав заставил всех смазывать лица и руки медвежьим жиром — не слишком приятно, зато надежно и не обморозишься.
Вирт, уроженец Остланда, на холоде словно расцвел, повеселел, разговорился, и чем крепче становился мороз, тем охотнее он травил байки про походы и бои. А вот Джано, рожденный в солнечной Тилее, переносил капризы погоды явно с трудом. Обычно жизнерадостный, он то сердито огрызался, то пускался в ламентации относительно того, как прекрасна его родина и как там тепло.
Пустая глазница Павла покраснела и загноилась. Он страдал от лихорадки, кричал и бредил по ночам, будя остальных, отнюдь не способствуя поднятию у них боевого духа. Днем он толком не мог держаться в седле, и Ульф соорудил из молодых деревьев и веревок подобие носилок, на которых бедолагу волокли позади коня. Густав привязал его и положил на голову немного снега, чтобы облегчить жар. Райнер нехотя признал, что хирург — мастер своего дела, к тому же он не ленился менять Павлу повязку каждый раз, когда они останавливались перекусить. Во время болезни друга Халс вел себя непривычно тихо, словно поток его шуточек и ругательств замерз от беспокойства.
Крошечные деревушки в горах, мимо которых они проезжали, были пустынны и почти все разрушены. Среди домов валялись поглоданные воронами тела, обломки скелетов, и по многочисленным следам неподкованных копыт было совершенно ясно, что тут регулярно появляются отряды курганцев. Райнер полагал, что деревни обобраны до нитки, но Халс, сам крестьянин, знал все крестьянские хитрости и показал им, как искать спрятанные запасы еды и выпивки под земляными полами и на дне колодцев.
Они разбили лагерь близ одной такой деревеньки через двое суток после битвы с собаками и, вооружившись познаниями Халса, отправились искать еду, чтобы пополнить свой скудный рацион.
Райнер, Франц и Халс рыскали под половицами в кухне одного из домишек, когда услышали пронзительный женский крик. Испугавшись нападения на леди Магду, они всё побросали и выскочили на улицу. Дорога шла вверх, это была главная улица. Крик повторился — явно из хижины на холме. Они помчались туда.
Халс уже собирался выставить дверь, но Райнер остановил его и подал знак ему и Францу обогнуть развалюху.
— Перекройте заднюю дверь, — прошептал он. — Если она тут есть…
Райнер остался ждать у входа, пока другие стали пробираться через грязный двор. Снова раздался крик, но на этот раз приглушенный, а потом — мужской голос:
— Тихо, чтоб тебя!..
Голос показался знакомым. Райнер тихонько подошел к незастекленному окну и заглянул внутрь. Там было довольно темно, и он различил только две ноги в рваных шерстяных чулках на полу и сверху еще две ноги в бриджах. Мужская рука возилась с пряжкой от ремня. Лица видно не было, но фигуру он узнал — все-таки видел ее уже на протяжении нескольких дней.