Проклятие виселицы
Шрифт:
— Я видел. Я посмотрел сквозь решётку и увидел снаружи большую реку. Я мог... я почти дотронулся до неё.
Слабая, но горящая нетерпением улыбка делала Финча ещё ещё меньше и беззащитнее. Сможет ли она позаботиться о них обоих? Элена работала с тех пор, как научилась ходить, но никогда раньше ей не приходилось искать работу. Элена была крестьянкой и просто выполняла приказания. Она даже не знала, как найти господина или госпожу. А если они начнут задавать вопросы и потребуют пергамент в доказательство того, что она свободна? Понимает ли мальчик, с чем может столкнуться во внешнем мире? Скоро наступит зима, и если они не найдут прибежище, то умрут от голода или замёрзнут в каком-нибудь вонючем переулке, как другие нищие. Но, по крайней мере, если они сбегут,
Элена взглянула на мальчика.
— Если мы убежим, нам нельзя оставаться в Норвиче. Нас станут искать. Понимаешь? Придётся идти, очень долго, целыми днями, а может быть, даже неделями.
Она поняла что не представляет, что находится за пределами Норвича и даже в какую сторону нужно идти. Понятно, что не обратно в Гастмир, там ей не помогут даже окрашенные волосы. Гастмир стоит ниже Норвича по течению, значит, нужно направиться вверх. Но что там — ещё один город, болото, озеро — Элена не знала.
Элена закусила губу.
— Возможно, нам не удастся раздобыть еду несколько дней. Придётся голодать и мёрзнуть, и нужно будет идти дальше, не обращая внимания на усталость и мозоли на ногах. Ты уверен, что это вынесешь?
Блеск в глазах Финча не угас ни на миг.
— Я смогу, смогу, обещаю! Прежде чем дядя отдал меня Тальботу, я всегда голодал и мёрз, и спал вместе с собаками. Но я никогда не плакал. Обещаю, что не заплачу, даже умирая от голода. Прошу Холли, пожалуйста, идём сейчас, пока не пришёл кот-оборотень, — умолял он, дёргая Элену за руку.
— Нет, мы не можем уйти сейчас. Тальбот или Матушка начнут нас искать или спустятся в подвал покормить зверей. Нужно дождаться вечера, когда все будут заняты и нас никто не хватится. Мы сможем идти всю ночь, в темноте нас вряд ли кто-то увидит.
— А вдруг котолак придёт раньше, чем мы убежим?
— Этим вечером Матушка не впустит сюда никого, пока не стемнеет. — Элена увидела, какФинч поморщился, и поспешно добавила: — Найди одежду и еду, всё, что сумеешь, заверни и спрячь где-нибудь возле двери в подвал. Но будь осторожен, чтобы никто тебя не заметил. А вечером, как только начнётся праздник, я жду тебя... — Элена окинула взглядом сад, выбирая подходящее место. — Прямо здесь, — она указала на большой куст у стены. — Будь где-нибудь рядом и поглядывай на этот куст. Я подойду к кусту, когда увижу, что нам ничего не грозит. Тогда я тебе кивну. Когда заметишь мой знак, пробирайся в комнату мальчиков, проверь, что там никого. Если так, спрячься там и жди меня. Сможешь?
Финч нетерпеливо кивнул и внезапно, в порыве радости, обнял её так крепко, что Элена думала, он никогда её не отпустит.
Луна поднималась, яркая и круглая, укутанная только мелкими клочьями облачков. Тёмно-синее небо пронзили вечерние звёзды, но мало кто поднимал на них взгляд, и в саду борделя один за другим зажигались фонари, заливая деревья лужицами бледно-жёлтого света.
Теперь, если кто-нибудь сжимал восхитительно округлую грудь деревянной ангелицы, между её ног изящной аркой изливался фонтан вина. Старшие женщины бегали из кухни, столы заполнялись блюдами с едой, однако этот пир обходился без изящной посуды и оловянных кубков.
На маленьких столах красовались бутыли медовухи, вина и сидра, в окружении всевозможных сосудов, из каких только можно желать выпить — полированный козий рог, кожаный кубок в виде женской туфли или кувшин в форме груди, из которого гость мог потягивать выпивку через отверстие в розовом соске. Имелись там и другие пухлые круглые груди — ватрушки с сосками из вишен, прижатые к пирогам с гусятиной в форме членов, брызжущим в рты едоков густой и жирной подливой. Заварной крем был выложен в форме задниц, между их толстых ягодиц сочились сироп и желе из шиповника. Из хлеба выпекли соблазнительные торсы, свинина превратилась в стройные руки и ноги, а из розового пудинга отлили сладкие красные губы. Щуке в галантине [31]
31
Щука в галантине — щуку и миног варили в эле или в уксусе со специями, включая перец, имбирь и гвоздику. Эль или уксус способствовали разрушению мелких костей. Мясо снимали с остова и придавали ему форму рыбы. Щука подавалась либо холодной с горячей подливой, либо горячей под холодным соусом, таким как зеленый соус. Горячий соус галантин был густым и очень ароматным и более походил на приправу, чем современные соусы. Типичный галантин состоял из ржаных сухарей, подслащённого белого вина, уксуса, масла, лука, корицы и — как ни странно — сандалового дерева.
Как только собралась приличная толпа, под громкий рокот барабанов появилось главное украшение праздника, и музыканты тут же грянули весёлую мелодию. Жареная утка, искусно замаскированная под живого павлина — не для этих джентльменов. Нет, мужчина должен ясно видеть, что за мясо ему здесь предлагают.
Огромный пенис состоял из жаворонков, набитых в очищенных от костей кур, куры помещены в гуся, а гусь в цаплю. На одном конце этой длинной и толстой мясной колбасы располагались два овечьих желудка, нафаршированных бараниной, говядиной и свининой так, что стали упругими и круглыми, как восходящая луна. А в честь Архангела Михаила, чей праздник сегодня отмечали, по обеим сторонам были прицеплены два гусиных крыла, и всё произведение как будто летело. Четыре женщины, вихляя и приплясывая в гротескном танце, несли эти летучие гениталии на огромном деревянном подносе мимо девушек под выкрики вроде "Думаешь, ты с ним справишься, Энни?" или "Эй, девочка, у нас есть для тебя кое-что". Мужчины радостно ревели.
По всему саду компаниями по двое-трое развалились мужчины и юнцы. Распластавшись на коленях, девушки руками кормили их мясом и выпечкой, поливая еду соусом или соком, и гости сосали их, как младенцы на руках матери. Некоторые плясали под вульгарные песни в исполнении музыкантов, другие подпевали, ревели как быки рядом с коровой в течке, с большим энтузиазмом и не особенно мелодично. Несколько пар уже удалились за полупрозрачные завесы, явно желая уединения. При этом клиенты, в отличие от девушек из борделя, не обращали внимания на то, что искусно размещённые фонари отбрасывают на стены гигантские тени от каждого изгиба и любого движения, выдавая все шалости — к пущей радости тех, кто наблюдает за игрой.
Элена старалась как можно дольше держаться в уголке сада. Всякий раз, как мужчина пытался к ней приставать, она выскальзывала под каким-нибудь предлогом, как научила Люс — принести гостю выпивку или угощение — и больше не возвращалась. Она тревожно оглядывалась в поисках Финча. Другие мальчики явно наслаждались праздником — запихивали в рот еду или сидели на коленях у гостей и позволяли ласкать себя, потягивая вино из их кубков. Но Финча среди них не было.
Озабоченная поисками, Элена не замечала, что к ней направляется Люс — пока не оказалось слишком поздно. Люс вела за руку молодого человека, которому на вид было вряд ли больше тринадцати-четырнадцати. Элене, взрослой шестнадцатилетней женщине, он казался просто мальчишкой.
— А вот и мы, — материнским тоном произнесла Люс, подталкивая краснеющего юношу к Элене. — Это Холли, она о тебе позаботится.
Видя, что Элена готова придумать какую-нибудь отговорку, Люс склонилась к ней и зашептала:
— Тебе лучше взять его. Матушка за тобой следит, если не возьмёшь, она может свести тебя с кем-нибудь сама. Кроме того, он разве что смотреть станет, бедный ягнёночек, не более того. Он понятия не имеет, для чего ему эта штука, разве что мочиться, и то сомневаюсь, что уже научился это делать как следует.