Проклятые в раю
Шрифт:
Мне отчаянно хотелось думать, что я действительно безумно понравился этой фигуристой милашке-малышке. Мысль о том, что она может оказаться всего лишь проституткой, почуявшей прибывшего с материка любителя развлечься, была мне очень не по душе. Она-то мне безумно понравилась... ее пьянящий аромат — духов или цветка в волосах, заострившиеся кончики грудей, торчавшие сквозь шелк платья — для этого было достаточно прохладно, — и, естественно, соблазн неизведанного, очарование Дальнего Востока, невысказанные
Какое-то время мы почти не разговаривали. Просто шли за руку сквозь толпу в основном местных жителей, для которых нет ничего удивительного в том, что желтая женщина идет с белым мужчиной. Если бы не дикая смесь рас, могло показаться, что вы гуляете на ярмарке где-нибудь в Иллинойсе — ничего особо гавайского в этом парке не было. На близость океана скромно указывали морские коньки вместо обычных лошадок на карусели, огромный дощатый Ноев ковчег, в котором размещался скромный зоопарк, да предлагаемые в награду за стрельбу по мишеням куколки в юбочках из травы, бумажные «леи» и игрушечные укулеле. Но в остальном это был обычный мир опилок и интермедий, который любой американец признает чужим только в том смысле, что он отражает обычную суету жизни.
Мы съели сахарной ваты — один на двоих большой розовый ком, — пока она вела меня к неуклюжему двухэтажному дощатому строению.
— Не могу поверить, — сказал я.
— Чему?
— Тому, что нет насекомых. Ни мошек, ни москитов, ничего.
Она пожала плечами.
— Они исчезли, когда осушили болото.
— Какое болото?
— Где сейчас Вайкики.
— На месте Вайкики было болото?
Она кивнула.
— Если вам нужны насекомые, пройдите вниз по каналу Ала-Ваи.
— Да нет, мне и так хорошо...
— Много лет назад осушили Вайкики, чтобы получить землю под сахарный тростник. Исчезли болотца и пруды, маленькие фермеры и рыболовы. Пляжи и туризм появились по счастливой случайности.
— Как и исчезли насекомые.
Она кивнула.
— Змей на Гавайях тоже нет. Даже дальше по Ала-Ваи.
— Они тоже ушли отсюда?
— Нет. Их никогда здесь не было.
Я усмехнулся.
— Не было змей в раю? В это трудно поверить.
Она изогнула бровь.
— Только в человеческом обличий. Они повсюду.
Она была права. Здание, к которому мы шли, сотрясалось от музыки и возни юной поросли. Чем ближе мы подходили, тем слышнее становилась исполняемая настоящим американским джаз-бандом мелодия «Чарли, мой мальчик», разбавляемая гитарными переборами, чтобы придать ей хотя бы видимость гавайского стиля. Желтые, белые и коричневые подростки болтались перед входом и бегали вдоль дощатого сооружения, прикладывались к фляжкам со спиртным, курили и целовались. В своем костюме и при галстуке я определенно был здесь самым одетым — ребята щеголяли в шелковых рубашках и синих джинсах, а девочки — в хлопчатобумажных свитерках и коротких юбках.
Я заплатил при
— Хотите кока-колы? — спросил я. Она воодушевленно закивала.
Я пошел к бару, который торговал безалкогольными напитками и кое-какими закусками, взял две холодные, запотевшие бутылки коки и пару стаканов и вернулся к своему восточному цветку, который усердно жевал резинку.
Усаживаясь, я достал из кармана фляжку с ромом и спросил:
— Обойдемся этим?
— Конечно, — сказала она, наливая себе кока-колы. — Думаете, что лоси не любят «оке»?
«Оке», как предположил я, означало какою-то местную гавайскую выпивку.
Я налил ей в кока-колу рому.
— Это клуб лосей?
Она прилепила резинку к обратной стороне столешницы.
— Нет. Но местные братские ордена по очереди устраивают танцы. В ту ночь были орлы.
Под «той ночью» она подразумевала ночь, когда напали на Талию Мэсси.
— Перед тем, как напасть на Талию, — сказал я, смешивая в своем стакане коку и ром, — насильники пришли потанцевать в это заведение.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Вы действительно так думаете?
Я убрал фляжку.
— Что вы имеете в виду?
— Почему, по-вашему, я пригласила вас сюда?
— Из-за моих прекрасных глаз?
Она не улыбнулась.
— Вы очень жестко обошлись сегодня с миссис Мэсси.
— Это моя работа.
— Жестко обходиться с ней?
Я покачал головой.
— Нет, пытаться добиться от нее правды.
— Вы думаете, она лжет?
— Нет.
— Вы думаете, она говорит правду?
— Нет.
Она нахмурилась.
— А что тогда?
— Я ничего не думаю... пока. Я только начинаю разбираться в фактах. Я детектив. Вот этим я и занимаюсь.
— Вы еще не пришли ни к какому мнению?
— Нет. Но кто-то действительно что-то сделал с вашей хозяйкой. Я хочу сказать, что она не сама сломала себе челюсть. И не сама себя изнасиловала.
Она обдумала эти слова, потягивая напиток.
— Таких преступлений здесь не бывает. Насилие — это не для гавайцев. Они миролюбивая раса. Ручные, как домашние собаки или кошки.
— Что ж, только две из этих собак были гавайскими. А японская кошка — только одна.
Что-то промелькнуло в ее глазах, как огонек, который тут же погас.