Проклятые вечностью
Шрифт:
— Я понимаю и прощаю, — проговорила она, поднимая на него глаза, полные слез, — но не могу забыть!
— Над этим властно только время! — проговорил он, запечатлев на ее губах легкий поцелуй. — А теперь ты позволишь мне ненадолго отлучиться?
— Куда?
— Так же как и ты, я хочу проститься со своим прошлым!
Анна лишь легонько кивнула головой, опускаясь в старое кресло. Мир вокруг нее менялся с такой быстротой, что она едва успевала меняться вместе с ним. Порою ей казалась, что какая-то невидимая рука играет их судьбами, ради собственной забавы ломая жизни, кружа в неустанном водовороте событий и с интересом наблюдая за тем, кто сможет выбраться
Когда девушка смогла прервать цепь этих горьких размышлений, графа уже не было рядом. Видимо, она настолько погрузилась в эти мысли, что даже не заметила, как осталась в одиночестве. Поднявшись с кресла, девушка направилась в свою комнату, надеясь, что хотя бы в окружении родных стен сможет обрести покой, но спасения от мрачных дум не было и там, поэтому она решила в ожидании занять разум чем-то отвлеченным и направилась в кабинет отца, пытаясь найти успокоение в счастливых воспоминаниях о своей смертной жизни.
========== Архангел Гавриил ==========
Вся его жизнь была похожа на постоянное бегство за невидимой целью, которая ускользала от него каждый раз, когда он пытался до нее дотянуться или ухватиться за эфемерный шлейф видений, следовавших за ним по пятам независимо от того, куда он направлялся. Битвы далекого прошлого, отчаянные крики умирающих, для которых он был проводником в загробный мир и божественный свет — эти сны являлись к нему в ночи, но, подобно химерам, рассеивались с первыми лучами солнца. Прошлое, которого он не помнил, не желало его отпускать, костлявой рукой ухватив за горло и с каждым днем все сильнее сжимая свою хватку.
Раньше Ван Хелсинг постоянно стремился вырваться из тех границ, которые диктовали ему обстоятельства, пытался не обращать внимания на фантастические образы, вырывавшиеся из задворок его памяти, а потом он встретил Анну. За то короткое время, что они были знакомы, девушка смогла перевернуть его представления о жизни — сама того не понимая, принцесса заставила его забыть о прошлом, прекратить нескончаемую гонку и с надеждой посмотреть в будущее, которое в тот момент казалось почти реальным. А что в итоге? Мечта так и не смогла обрести физический облик, а судьба опять затянула в пучину прошлого, оказавшегося еще более мрачным, чем охотник осмеливался представлять, но хуже всего было то, что и грядущее виделось ему нескончаемой пеленой тьмы и обреченности, которые витали вокруг него.
Гэбриэл даже представить себе не мог, за какие грехи его наказывал Всевышний этим нескончаемым кошмаром, этим беспамятством, этими обреченными чувствами и Дракулой, который стал его персональным проклятием, неотъемлемой частью его прошлого, его настоящим и если один из них не падет в кровавой схватке, то еще и будущим. Допустить подобное он никак не мог, но и убийство вампира теперь не казалось ему выходом из сложившегося положения. На проверку мир тьмы оказался устроен намного сложнее, чем кто-то из живых мог себе представить. У детей ночи была своя иерархия, свои подводные камни и свои междоусобные розни, в которые собственными стараниями он оказался втянут, и теперь ему нужен был проводник, способный вывести его из этого мрака. А кто мог справиться с этой задачей лучше того, кто уже однажды был с тобой в одной лодке, но стараниями судьбы
Охотник, несмотря на отсутствие приказа из Ватикана, не мог безучастно наблюдать за разразившейся между бессмертными войной. С одной стороны в пользу его вмешательства говорила логика, а с другой — его личные мотивы. Подобно Анне, Ван Хелсинг лучше узнал оборотную сторону темного мира и понял, что есть куда большее зло, чем вампир-одиночка, терроризирующий небольшой городок.
Их были сотни, а может, и тысячи. Объединенные в кланы, они при желании могли под покровом ночи поработить и обратить в подобных себе целые города, заняв вершину пищеварительной цепочки. И это было действительно страшно, ибо он представления не имел о том, что может взбрести в опьянённый победой разум древней вампирши и ее прихвостня, столь оберегаемого Селин. В сравнении с этой опасностью, умеренные запросы Дракулы уже не казались ему безумием, и раз уж граф был последним рубежом, способным помешать им достичь своих целей, то так тому и быть.
Анна оказалась права, сейчас их троица оказалась на обочине жизни, вызвав на себя гнев бессмертных, их общий враг был куда сильнее каждого из них, а значит, хотя бы на время им надлежало забыть о старой розни, сосредоточив усилия на Викторе и Мирабелле. К тому же, если Дракула падет до того, как сможет раскрыть тайну их общего прошлого, последнее так и останется сокрытым в пыли веков. И сейчас, зная некоторые подробности былой жизни, лишавшие душу покоя, Ван Хелсинг уже не мог прозябать в забвении.
Его кровь смогла открыть Селин лишь маленькую частичку его истории, а он хотел знать все. Хотел сорвать все маски, за которыми скрывались предательство и ложь — две вечные стороны на медали заговорщиков.
В этих мрачных мыслях прошел его, наполненный одиночеством и сомнениями путь, поэтому когда мрак ночи прорезали еще более темные шпили древнего замка, охотник наконец-то вздохнул с облегчением. Дорога, пролегавшая сквозь старое кладбище, обрывалась у семейного склепа Валериусов, а дальше поднималась к небольшим воротам, охранявшим подступы к замку.
Страх перед темнотой был ему неведом, а потому он смело ринулся вперед, проходя меж стройными рядами могил, то и дело натыкаясь на обломки старых надгробий, обращавшихся в тлен вслед за теми, кто покоился под ними. Каждое мгновение его взгляд останавливался на покосившихся от времени крестах или встречался с пустыми глазами статуй, взиравших на него из потустороннего мира, а оттого холодок пробежал по его спине.
Никогда в жизни не было такого, чтобы охотник страшился, слушая суеверные россказни о проклятых, или боялся призраков, обитавших на грани миров, но сейчас, по неведомой даже ему причине, каждый шаг давался ему все с большим трудом, а душу охватывало неясное волнение. И дело было не в пугающей атмосфере, не в заунывном поскрипывании деревьев, простирающих к небесам свои кривые ветви, не в скрипе ограды, ударяющейся о камень.
Несколько недель назад в погоне за оборотнем, он уже был здесь ночью, ступал по священной земле обители усопших, но тогда даже мускул не дрогнул на его лице, а теперь вся душа трепетала и рвалась наружу из темницы бренной плоти. Он не понимал этой перемены, а потому начинал опасаться собственных мыслей. Раньше кладбище представлялось ему лишь местом упокоения мертвых тел, переступивших порог земной жизни и из вместилищ красоты сделавшихся прахом, теперь же ему казалось, что он видел их беспокойные души, вырвавшиеся из гробового плена.