Проклятые вечностью
Шрифт:
В третьем часу ночи меня разбудил слуга, сообщивший, что дед желает меня увидеть. Зная, какое жуткое зрелище меня ожидает в его покоях я, к своему стыду, никак не могла заставить себя ускорить шаг, сознательно заставляя умирающего ждать. Каждый шаг давался мне все с большим трудом, а дойдя до двери его опочивальни, я и вовсе остановилась, не решаясь переступить порог, где властвовала смерть. Это было поистине устрашающе, ибо ее запах ощущался даже на расстоянии, а войдя внутрь, я едва не потеряла сознания от духоты, запаха микстур и тлетворного смрада, исходившего от умирающего тела.
— Элена, моя дорогая, подойди ко мне! — прошептал
Не в силах противостоять последней воле умирающего, я приняла протянутую ладонь и села на угол кровати, ожидая того, что поведает мне человек, заменивший мне мать и отца, взрастивший меня и воспитавший, вливший в мои вены свою кровь, а в разум знания, научивший меня всему, что я умею, но он молчал. Лишь влажные хрипы и душивший его кашель нарушали тишину, которая с каждым часом становилась все более невыносимой.
— Дедушка, — не выдержала я, — много раз я спрашивала тебя о том, что произошло в ночь смерти и перерождения моего отца, а так же в день гибели моей матери. Прошу, не оставляй меня в неведении.
В этот момент он обратил на меня такой взгляд, которым могут только старики смотреть на мир. Я понимала, что в этот миг решалось многое, но вот в его глазах не было той решимости, которая бывает в глазах тех, кто готов уйти в мир иной, унося с собой все свои секреты.
— Пообещай мне… — прохрипел он, коснувшись дрожащей рукой моей щеки.
— Что? — не расслышав его слов, переспросила я, чувствуя, как в моей душе с новым пламенем разжигается надежда.
— Пообещай мне что, несмотря ни на что, ты сделаешь все, чтобы убить его! Поклянись мне так, как сделал это твой муж!
— Он мой отец, как же я могу…
— Поклянись, — вцепившись в мою руку с такой силой, которую никак не ожидаешь встретить у умирающего, проскрежетал он с таким огнем в глазах, что я невольно отшатнулась. Я даже представить себе не могла, что можно так ненавидеть собственного сына. — Поклянитесь, что закончите то, что не смог закончить немощный старик.
В то мгновение ненависть в его глазах сменилась горькими рыданиями. Я даже представить не могла, что его душа так изнывала и томилась от секретов, которые он столько лет хранил в своем сердце. Но каких только обещаний не дашь на смертельном одре, чтобы облегчить путь умирающему человеку.
— Хорошо, — едва слышно кивнула я.
— Тогда ты достойна узнать истину, — проговорил он, указывая пальцем на небольшую шкатулку, стоявшую подле его ложа. Открыв ее, я увидела конверт, скрепленный гербовой печатью, и уже собиралась вскрыть, когда услышала хрипящий, почти булькающий голос деда:
— Только после моей смерти.
Любопытство жгло меня каленым железом, мыслями я уже давно унеслась к злосчастному письму, гадая о том, какие тайны хранит эта хрупкая бумага. Но я ждала почти двадцать лет, могу подождать и еще несколько часов, потому как вскоре состояние старика ухудшилось настолько, что он уже не мог отличить дня от ночи. Но хуже и страшнее всего была его предсмертная агония, с которой вернулся бред. Находясь в руках смерти, он продолжал взывать к отцу, проклиная его и тут же моля о прощении. Дед уходил долго, мучительно, с именем Владислава на устах, повторяя его, как заученную молитву, но к утру его не стало. Первые лучи солнца развеяли ночное безумие, и, последним взглядом обведя комнату, он испустил
Не помня себя от горя, я кинулась к нему с таким отчаянным рвением, будто мои слезы могли повернуть время вспять, остановить смерть, уносившую несчастного в неизвестность. Хотя нет, хуже, она уносила его душу во мрак чистилища, где он будет ожидать исполнения наших клятв.
Дойдя до комнаты, я первым делом решила прочитать письмо, которое не давало мне покоя все эти часы. Сорвав печать, я словно помешанная, ухватилась за выведенные строки, жадно впитывая в себя каждое слово, но еще не зная того, какое потрясение меня постигнет тогда, когда я дочитаю до конца».
Быстро выхватив конверт, вложенный между страниц, Анна начала читать строки, выведенные рукой своего прародителя с не меньшей жадностью, чем делала это Элена столетия назад. Было что-то воистину безумное в этой тяге к истине, а точнее в желании удовлетворить мучившее ее любопытство.
«Моя возлюбленная Элена, драгоценная внучка, свет, освещавший мою жизнь с тех пор, как я шагнул во тьму!
Если ты читаешь эти строки, значит, мой грешный дух уже унесся в чертоги неизвестности, которые открывает для нас смерть, но знай, что ухожу я с тяжелой душой и неспокойным сердцем. Но все же, я не могу уйти, не поведав тебе тайну, которую я не в силах унести с собой в могилу. Многие годы она тяжелым бременем позора лежала на моих плечах, теперь же, я передаю ее тебе, искренне надеясь на то, что твой дух окажется сильнее моего и сможет сохранить ее от остальных, ибо эта истина — позор для всего нашего рода, который мы обязаны сокрыть и, как прах, развеять по ветру.
А истина эта в том, мое дитя, что когда-то у меня была дочь, зачатая во грехе и во грехе покинувшая этот мир. И ее имя Изабелла. Я был слишком малодушен, слишком хранил честь нашего рода, а потому не смог уравнять ее с остальными детьми, сокрыв тайну ее рождения от всех. И это было самой большой ошибкой в моей жизни, ибо столь ценный цветок не смог оставить равнодушным даже моего сына, насильно взявшего ее, втянувшего это невинное создание в смертельный грех прелюбодеяния.
Влад нарушил мой зарок, он увез мое возлюбленное дитя, он осквернил ее тело своими прикосновениями, а она, по воле злого рока, понесла от него в первую же ночь. Это был позор, несмываемым пятном упавший на нашу честь. Тогда я был вынужден разлучить их, кровью смывая этот грех. Мой сын был выслан на дальние рубежи, где должен был принять смерть от меча в бою, либо от кинжала в спину, а дочь… моя возлюбленная дочь… Я решил перевести ее в дальний монастырь, где бы она приняла постриг и до конца дней замаливала свои грехи.
За любой грех мы платим жизнью, но кровью заплатил не только мой сын, но и дочь, до срока разрешившись от бремени и уйдя в мир иной от родильной горячки. И я, я заставивший ее проделать этот долгий и опасный путь, был тому виной. Я убил свою дорогую Изабеллу, но не в этом грехе я буду тебе признаваться.
Я подослал к своему сыну убийцу, поведав эту историю позорного падения наследника нашей династии его лучшему другу, который взялся отомстить за поруганную честь моей дочери, но и этот грех меня не тяготит. О, знала бы ты, сколь велика моя ненависть и боль, не посмела бы осуждать меня за это, ибо никакая любовь, даже самая пылкая не должна бросать тень на честь семьи, а он…он осмелился просить Святой Престол о разводе, чтобы жить во грехе с собственной сестрой. Как…как отцу вынести такое бремя?!