Проклятый цветок для Тигра
Шрифт:
– Ну и что?
Сраженный силой аргумента, оруженосец замолчал, а потом вдруг выдал совершенно невпопад:
– А ты очень красивая. Повезло его высочеству…
ГЛАВА 21
Потянулись дни, заполненные скудным походным бытом. Дорога, топот копыт, короткие стычки и снова дорога в пылевой взвеси.
Старший принц аль Самхан больше не устраивал многодневных осад, он брал города с ходу. Дипломатия и оружие, подкуп, посулы и обман - все шло в дело.
В войске появлялось все больше раненых. Их оставляли на попечение жрецов
Армия катилась, а впереди нее летели слухи. Говорили, о древнем пророчестве. О могучем потомке бога, одаренном особой властью. О грядущем пробуждении Огненного пояса - цепочки дремлющих вулканов, опоясывающих внутренние провинции Самхана. Вулканы и вправду пробуждались раз в несколько сотен лет, грозя выжечь все живое на сотни ли вокруг, и только сила крови аль Самхан была способна усмирить буйство стихии.
В каждом городе принц созывал толпу, чтобы повторить трюк с огненным столбом, и в каждом требовал от горожан присяги. Подданные, впечатленные властью над пламенем, охотно опускались на колени.
Слухи казались Тэруко удачным совпадением или милостью богов, пока однажды она не услышала, как Джин инструктирует приведенных к нему бродячих сказителей. Принц и не думал отпираться.
– Это - гражданская война, малыш. Война за души. Кого поддержит народ, тот и прав.
Воевал за души он умело. Перешедшие на сторону принца города и чиновники сохраняли свои богатства и даже преумножали их за счет тех, кто решился все же оказать сопротивление.
Только сейчас принцесса поняла, что первые недели, которые она провела в армии, были больше похожи парад, игру в войну.
За хребтом игры кончились.
Дни были заполнены звуками сигнального рога, скрипом обозных телег и лошадиным ржанием. Вскочить с утра пораньше, помочь воинам сняться. Долгий путь среди однообразных пейзажей: рисовые поля, отроги гор, реки, низенькие глинобитные лачуги. Сражения, после которых нужно перевязывать раненых и хоронить убитых. И снова в путь, пока садящееся за хребет солнце не окрасит поля алым и не придет время спешно ставить новый лагерь.
Дорога… Глаза бы на нее не смотрели! Опостылевшая, надоевшая до чертиков, но никуда от нее не деться. Однообразные, бесконечные ли. Топот копыт, запах кожи и лошадиного пота. Даже когда Тэруко закрывала глаза, она снова видела ямы и колдобины на утоптанном тракте. И ночами, ей снилась проклятая дорога в клубах пыли.
Победы принца не радовали. С каждым новым городом Джин становился все мрачнее.
– Мин что-то затевает, - поделился он, когда Тэруко пристала с расспросами.
– Мы ни разу не встретили серьезного сопротивления, только местные гарнизоны. У него почти сорок тысяч человек. Где они все?!
– Ждут на подступах к столице?
– предположила Тэруко.
– Но это глупо…
Нет ничего глупее, чем отдать врагу страну со всеми ресурсами и людьми, а потом надеяться победить.
– Вот именно. Мин не военный, но он не идиот. И у его генералов есть голова на плечах.
Но
Хоть принц и настоял, чтобы Тэруко ночевала в его палатке, они почти не общались. Ему всегда было некогда, он всегда куда-то спешил. Принимал доклады, отправлял письма, отдавал приказы. Джин приползал в палатку, чтобы рухнуть на циновку, проспать несколько часов, обняв Тэруко, и снова умчаться. Ни задушевных разговоров, ни ласк. Ничего серьезнее поцелуев.
Его можно было понять. И все же Тэруко чувствовала, что начинает по-настоящему ненавидеть эту войну.
Для всех прочих она продолжала оставаться оруженосцем Рю. Пару раз офицеры пытались пошутить по поводу ее переезда в палатку принца. Это было неприятно, но девушка сдерживалась. Понятно, что на каждый рот замок не навесишь.
А вот Юн этого не понимал.
Услышав первую сальную шуточку подобного рода, он взбесился и потребовал, чтобы похабник попросил у Рю прощения.
– С чего бы мне извиняться за правду?
– лениво спросил десятник - здоровый мужик, вдвое больше и старше Юна.
– Я бы и сам этого оясимского парнишку нагнул - больно хорош. Ну чисто девочка, грех не всунуть.
Окончательно потерявший терпение оруженосец все-таки полез в драку. И получил от души, без скидок на юный возраст.
– Зачем ты с ним связался?
– упрекнула его Тэруко, смазывая его синяки. Разукрасил десятник Юна от души, всеми оттенками фиолетового.
– Захотелось. Еще раз скажет, снова врежу!
– Дурак ты. Он же сильнее.
Юн упрямо мотнул головой.
– И что? Пусть держит свой поганый язык за зубами, - неожиданно зло и с какими-то очень взрослыми мужскими интонациями отозвался он.
– Если кто посмеет про тебя гадости говорить - получит в морду.
Тэруко вздохнула и отправилась жаловаться Джину. Тот выслушал и кивнул. На следующий день сволочной десятник был бит палками и разжалован в рядовые. За драку.
А с Юном продолжало происходить что-то странное. Тэруко готова была поклясться, что приятель ее опекает и охраняет. Он постоянно терся рядом, перехватывал у нее тяжелую работу, следил, чтобы принцессе достался кусок поаппетитнее при раздаче. И вообще всячески заботился. Как мог.
Вот только общаться с оруженосцем теперь стало сложно. Разговаривая с Тэруко всегда бойкий, не лезущий за словом в карман мальчишка отчаянно смущался и становился косноязычным. И смотрел на нее как-то странно. Ну, почти как на Джина.
– Это ты ему велел?
– спросила она у принца как-то вечером.
– О чем ты?
– Ты велел Юну опекать меня.
– Я? Нет… - Джин нахмурился.
– Кстати, хорошая идея.
А сам Юн, стоило с ним завести разговор об этом, покраснел и сбежал.
К сражениям Джин ее не подпускал и близко. Специально несколько раз повторил, что категорически запрещает, и если она полезет в битву, в тот же день отправится на родину. Так что все, что оставалось Тэруко - это перевязывать раненых, обеззараживать воду, чтобы не допустить новой эпидемии и помогать на лагерных работах.