Прокурор
Шрифт:
– Какой цвет?
– не мог успокоиться Май.
– Белый.
– Маркий. Но ничего, зато красиво и не так нагревается на солнце. Соколов прикрыл глаза, наверное, представляя себя за рулем новенькой сверкающей машины.
– А кто вас возит?
– Пока обхожусь сам. Жду, когда ты вернешься в строй, - улыбнулся Захар Петрович.
– Небось соскучились руки по баранке?
Соколов серьезно посмотрел на прокурора и тихо сказал:
– А то нет... Но...
– Он помолчал.
– Думка у меня появилась, Захар Петрович. Не знаю только, возьмут меня после этого?
– Он обвел глазами загипсованную грудь,
– Куда?
– заинтересовался Измайлов.
– Поверите, не идет из головы картина, как мы сцепились на крыше с этим гадом! У меня теперь на них зуб! На всех!
– Он снова прикрыл глаза. В общем, хочу в школу милиции пойти... Возьмут, как вы думаете?
– Возьмут, конечно же возьмут, - подбодрил его прокурор. Выздоравливай, а там поглядим, если решение серьезное.
– Серьезней не бывает, - заверил Май.
– Я даже жинке сказал.
– А она?
– Броня у меня мировая, - с теплотой в голосе отозвался Май. Согласилась.
Было видно, что Май загорелся не на шутку. Но вот его травмы...
После этого разговора Захар Петрович зашел к хирургу.
– Ваш герой замучил меня вконец, - с улыбкой признался врач.
– Сможет ли водить мотоцикл, заниматься самбо и все такое прочее. Еще на ноги не встал, а уже...
– Человеку свойственно надеяться, - сказал Измайлов.
– Мечтать. Разве это плохо?
– Прекрасно! Значит, поправится! Я давно замечаю: те, у кого опускаются руки, болеют дольше и тяжелее. Соколов молодец, сильная натура.
– Выходит, сможет и самбо, и мотоцикл?..
– Воля творит чудеса. Не знаю, слышали вы о чехословацком спортсмене Людвике Денеке? Олимпийский чемпион по метанию диска! А ведь в самом начале своей спортивной карьеры он ехал на мотоцикле и попал в аварию. Повредил позвоночник. Врачи думали, ходить не сможет, не то что метать диск... Вот что значит целительная сила мечты, человеческого духа!
Захар Петрович не раз потом возвращался мыслями к Маю, его желанию стать здоровым и сильным, чтобы сражаться с подобными Марчуку. Но буквально на следующий день он вспомнил своего шофера по другому поводу.
Пришел на прием к прокурору мужчина. Довольно молодой. Жалоба его состояла в том, что на предприятии, где он работал, его поставили в общую очередь на получение жилья.
– Что же вас не устраивает?
– спросил Измайлов.
– У меня льготы, - сказал посетитель и предъявил грамоту, полученную за участие в каком-то мероприятии ДОСААФ.
Измайлов объяснил, кто и какими преимуществами должен обладать, чтобы иметь право претендовать на внеочередное получение жилплощади. Посетитель ни под одно положение не подходил.
– А грамота?
– настаивал он.
– Ведь не каждому дают!
Вот тогда-то и вспомнил Захар Петрович разговор с Маем. О тех курьезных привилегиях, которые получают почетные граждане британской столицы.
Когда Захар Петрович рассказал о посетителе зашедшей к нему в кабинет Ракитовой, она не поверила.
– Он что, того?
– покрутила пальцем у виска Ольга Павловна.
– Нормальный. Вполне, - заверил Измайлов.
– Просто у нас путаница с этими всяческими льготами... Например, человек хорошо трудится, выполняет норму. Как положено, не больше. Но почему-то иные руководители считают, что его нужно поощрять. Но вдумайтесь: норму-то он и так должен
Ольга Павловна молчала. То ли потому, что не знала, как реагировать, то ли в данный момент ее волновало другое.
– У вас дело?
– спросил Измайлов.
– Понимаете, пришел Щукин...
– Кто это?
– Начальник цеха с машиностроительного завода... Мне кажется, вам было бы интересно послушать его.
– Пусть зайдет, - кивнул прокурор.
Ракитова вышла и через две минуты вернулась со Щукиным. Начальник цеха был, по всему видно, взволнован. Розовый шрам на переносице резко выделялся на его бледном лице.
– Садитесь, рассказывайте, - предложил Измайлов после обмена приветствиями.
– Я вот уже с Ольгой Павловной...
– начал Щукин, не зная, куда девать руки.
– Словом, объясните, товарищи, за что меня так? Оплеуха, можно сказать!
– Он оттянул ворот рубашки и повертел шеей, словно задыхался.
– А в чем дело?
– спросил Захар Петрович.
– Я человек простой, - продолжал Щукин.
– Хочу знать, за что прокуратура против меня? Что я такого сделал?
Измайлов перевел удивленный взгляд с начальника цеха на своего помощника.
– Понимаете, - попыталась объяснить Ольга Павловна, - товарищ Щукин считает, что ему объявили выговор по нашему настоянию.
– Ерунда какая-то, - вырвалось у прокурора.
– Как же так?
– растерялся начальник цеха.
– Вызвал меня Грач, говорит: прокуратура проверяла твою работу и обнаружила нарушения законов о труде... Я, конечно, спрашиваю: когда проверяли, что нарушал? Он сказал, что в воскресенье, тридцатого июня, вы приходили, - ткнул он пальцем в Ракитову.
– А у меня несовершеннолетний подросток Бойко трудился. Таким, мол, в выходные дни и ночное время работать нельзя. За это тебя требуют наказать... Но почему меня, товарищ прокурор? Я выполнял указания Самсонова! Выходит, он ни при чем? Выходит...
– Погодите, товарищ Щукин, - остановил его прокурор.
– Во-первых, ни с Самсоновым, ни с Грачом разговора лично о вас не было...
– Это точно?
– недоверчиво посмотрел на Измайлова Щукин.
– Абсолютно точно.
Начальник цеха нахмурился и угрюмо произнес:
– Вот, значит, как... Ну, ясно...
– А на тот факт, что у вас по выходным трудятся несовершеннолетние, и не только в вашем цехе, я уже указала вашему руководству, - сказала Ракитова.
– Все цеха указали?
– снова недоверчиво спросил Щукин.
– И гальванический, и механический?