Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II
Шрифт:
«Николая II государственные дела не захватывали, доклады министров были обузой, стремление к творчеству отсутствовало, абстрактно-диалектическое мышление ему было чуждо, не умел властно настоять на исполнении другими своих указаний, лишен был царственного дара повелевать, до пожилого возраста сохранил детские вкусы и наклонности» (Гурко… С. 4–6), «веру в обряды, чудеса, спиритические предсказания» (Обнинский… С. 31). В первое десятилетие больше занимался почти ежедневной охотой, чем управлением государством (Богданович… С. 274). Жил, не чувствуя почвы, а она почти уже зыбилась!
Во второй половине 90-х – начале 900-х годов студенческие, рабочие, крестьянские волнения стали обычным явлением. В обществе крепла тенденция к разброду и шатанию, жажда либеральных перемен. Суворин отмечал: «Сегодня время хуже конца 70-х годов» (Богданович… С. 280). А в Царском Селе господствовало настроение «на Шипке все спокойно».
Николай II нередко заявлял о любви к России. Но любовь к Родине должна быть действенной, а действовать с пользой для страны в значительно усложнившейся исторической обстановке конца ХIХ – начала ХХ веков можно было только опираясь на знание закономерностей общественного развития, историй общей и отечественной. Этих знаний у Николая II не было, кроме напичканных «злым демоном» России Победоносцевым категорических императивов: «самодержавие превыше всего», «парламент – пустая
Существенную роль в гибели династии и России сыграла и супруга Николая II – принцесса Гессенского дома Александра Федоровна, столь же чрезмерно религиозная, как и ее супруг. Повышенный мистицизм и подверженность разного рода шарлатанам в большой степени были вызваны и страстным желанием супругов иметь наследника, который никак не появлялся. Отсюда страстные обращения к Богу и «божьим людям», которые способны были якобы содействовать воплощению мечты царской четы. Но когда царица разродилась сыном, счастье было недолгим. Наследник оказался подвержен наследственной болезни представителей Гессенского дома – неизлечимой гемофилии, передаваемой женской линией мужскому потомству. Кстати, Александр III знал о природном изъяне юной датской принцессы, но все его попытки предотвратить намечающийся брак разбивались о непреодолимую любовную страсть наследника, и слышать не желающего о другом выборе. Да и сил и времени для переубеждения уже не было. Дни великана-императора, внезапно сраженного болезнью, были сочтены. Нежелание наследника внять наставлениям отца лишний раз свидетельствует о легкомысленности Николая в выборе спутника жизни, чрезвычайной легкомысленности относительно своей будущей роли императора и будущности династии. Ведь знал, что его сын-наследник будет неизлечимо болен, что в связи с этим возникнут династические проблемы и прочее – все тщетно. Страсть и каприз одолели рассудок и волю.
С проявлениями у Алексея, наследника, симптомов страшной болезни начались непередаваемые страдания супругов, еще более отдалившие их от родственников, внешнего мира и способствовавшие появлению рядом с ними неотесанного мужлана, способного избавлять наследника от нестерпимых болей. Только этим и объясняется многолетнее присутствие Распутина при дворе Романовых и долготерпение царя и царицы к его «шалостям» в столице и вовне.
Императрица Александра Федоровна была человеком деятельным, инициативным, властным и самонадеянным, никогда не сомневалась в правильности своих суждений (Гурко. Стромвятка… С. 4, 21, 24). О пределах власти российского императора у нее было представление еще более превратное, чем у Николая II, – она была уверена в ее беспредельности. Они оба были убеждены, что законы обязательны только для подданных и что основные законы 1906 года существа этой власти не изменили (указ. соч., с. 18). В отличие от Николая II, царица испытывала упоение властью (указ. соч., с. 4). В людях она разбиралась слабо, была падка на лесть (указ. соч., с. 22, 29). Критерием доверия к ним была их расположенность к Распутину, к ее участию в государственных делах, к ее креатурам в лице Горемыкина, Штюрмера, Протопопова и др. Более широкий культурный кругозор, властный характер, стремление к постоянной творческой деятельности автоматически вели к подчинению Николая II своей супруге. Вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать Николая II, в феврале 1912-го жаловалась Коковцову: «Несчастная моя невестка не понимает, что она губит династию и себя, веря в святость какого-то проходимца, и все мы бессильны отвратить несчастие» (Коковцов… Т. 2. С. 31). Ровно через два года, в феврале 1914-го, императрица при встрече с Коковцовым горько сетовала на все свои попытки внушить сыну изменить его политику, которая ведет страну к катастрофе. Тот ее не слушал, говоря, что все это пустая болтовня, что любовь народа к нему велика и что он скорбит только о том, что редко видит своего государя (Коковцов… Т. 2. С. 327).
Апогей такого подчинения наступил с переездом Николая II в ставку в августе 1915 года, и разлад в управлении государством стал приобретать все более зримые и угрожающие формы (Кригер-Войновский Э. Б. Записки инженера. М.: Русский путь, 1999. С. 55). Истеричная императрица под духовным наставничеством «божьего человека» фактически стала управлять страной, смещая и назначая по совету «Друга» министров и прочих высших чиновников. «Рекомендации от старца открывали все двери в Петрограде», – вспоминает начальник канцелярии министра двора генерал Мосолов (Мэсси… С. 290). Начался роковой для династии и России период «министерской чехарды» – с сентября 1915 года до отречения Николая II в марте 1917 года. За этот период сменилось четыре премьера, пять министров внутренних дел, четыре министра сельского хозяйства, три военных министра. Распутин через Александру Федоровну проталкивал на высшие должности людей, втершихся к нему в доверие, людей беспринципных, алчных и безответственных, людей случайных и совершенно недостойных управлять определенными сферами государственной жизни. Одни министры ездили в ставку, другие к «маме» в Царское Село, где верховодил «Друг» Распутин (Генерал Мосолов А. А. При дворе последнего императора. СПб.: Наука, С.-Петерб. отделение, 1992. С. 88). И вся ответственность за подобную кадровую карусель полностью ложится на Николая II, доверившегося супруге (а верил он только ей одной!) и их «Другу». Как известно со слов его ближайшего окружения, ни он, ни царица, ни тем более их «Друг» в людях не разбирались. Еще менее вся эта «святая троица» разбиралась в вопросах государственного управления, закономерностях общественных процессов.
При первых известиях о беспорядках в столице в конце февраля 1917 года Николай II смалодушничал, бросил все – ставку, армию – и помчался к семье. Она ему была дороже династии и России. А ведь останься там, мог бы повелеть надежным частям очистить столицу от дезертиров и пр. В этом поступке сказалась абсолютная никудышность Николая II как повелителя, монарха, государственного деятеля. Ведь ни малейших шагов не предпринял для выправления положения. Повел себя как обыкновенный дезертир. Явил себя абсолютно растерявшимся, деморализованным обывателем. Вроде бы события 1905–1907 годов должны были научить, дать определенные навыки поведения в условиях обострения социальной ситуации. Тем более беспорядки-то возникли только в столице, на периферии империи, остальная Россия безмолвствовала. Этот факт свидетельствует, что Николай II никогда после событий 1905–1907 годов не задумывался о возможности их повторения и предварительной подготовке власти к такому повороту событий. Не думали об этом и его бездарные министры – выдвиженцы царицы и Распутина.
После убийства Распутина Николай II 19 декабря 1916 года прибыл в Петроград, где и находился по 22 февраля 1917 года. В эти кризисные для династии и России два месяца столицу лихорадило от недостатка топлива и хлеба, хотя и того и другого в стране было предостаточно. Необходимо было только продумать организацию их доставки, но этим толком никто не занимался. Министры, ответственные за решение данных проблем, зная о кисельном характере Николая II и о своей бесконтрольности с его стороны, смело заверяли императора о разрешении данных проблем, хотя действенных мер, способных переломить кризисную ситуацию, не принимали в силу своей организационной беспомощности. Проблемы с топливом и продовольствием нарастали, вызывая волнения среди населения. Об угрожающем положении в столице в январе – феврале царю докладывали и его ближайшие родственники, и думское руководство в лице председателя Думы Родзянко, и тайный советник императора Клопов. На последнем стоит остановиться более подробно.
Николай II не был уверен в полной объективности информации о состоянии общественной жизни в стране, исходящей от представителей официальных органов, и потому решил воспользоваться источником неофициальным. Выбор пал на коллежского асессора Анатолия Алексеевича Клопова (1841–1927), дворянина, экономиста. Во дворец ввел его великий князь Александр Михайлович, первая встреча с царем состоялась 4 июня 1898 года, и с этого дня до дня отречения Клопов был его тайным корреспондентом. Зарисовки и предложения подпольного информатора были критически беспощадны и нелицеприятны, от них император, наверное, ежился в еще большей степени, чем от докладов Витте. В своих наблюдениях Клопов отмечал тяжелое материальное положение крестьян (безземелье, безлошадность), отсутствие медобслуживания, проблемы школьного образования, засилье чиновничьего произвола; распространение в обществе апатии, упадка духа; оторванность властной бюрократии от жизни. И чуть ли не в каждом письме – констатация ущербности господствующего государственного строя и его учреждений! Указывал причины нарастания общественного недовольства, просил снять ограничения с земств, ликвидировать недоимки с крестьян, дать крестьянину самостоятельность. В 1904–1905 годах в условиях падения религиозного чувства, доверия к власти, разрастания общественного кризиса, конституционных требований, неспособности правительства навести в стране порядок тайный советник указывает Николаю II на непонимание им и его советниками положения в стране, предлагает Николаю II смелее идти навстречу народу, выслушать его боли, отстранить от себя министров, искажающих царскую волю, и в ближайшее время созвать съезд народных представителей. Грозит царю революцией снизу, если она не будет проведена сверху. В январе 1915 года подсказывает царю о необходимости совместной работы правительства и общественных сил. 26 октября 1916 года настойчиво требует от императора дать согласие на образование ответственного министерства, пока не поздно; волна недовольства нарастает, и она может смыть все. 23 января 1917 года неравнодушный наблюдатель и аналитик из низов обвиняет Николая II в предательстве России, ее народов, соединении своей судьбы с кучкой министров и приспешников, которым Россия не верит; он с негодованием бросает в лицо императору, что от него отвернулись все – Дума, объединенное дворянство, Госсовет, земства и города, и предупреждает, что сегодня каждый день – исторический. 29 января 1917 года Клопов лично вручает Николаю II письмо, в котором выносит суровый приговор: Россия накануне катастрофы, и царь – ее виновник! 13 февраля 1917 года Клопов написал Николаю II последнее письмо, в котором советует ему идти в Думу и объявить о даровании им ответственного министерства (Крылов В. М., Малеванов Н. А., Травин В. И. Тайный советник императора. СПб.: ХХI ВЕК, 2002. С. 42, 58, 74, 99, 126, 174, 258, 267, 301, 302, 506, 512, 514 и пр.). Нет сомнения, что многие предложения Клопова (как, например, списание недоимок, упразднение общины) были учтены и реализованы, но к предложениям об образовании ответственного министерства и принятии решительных мер по наведению порядка в правительстве и обществе в конце 1916 – начале 1917 годов, как требовали и представители прогрессивной общественности, Николай II проявил глухоту. В этих условиях абсолютного бездействия царя и правительства среди некоторых членов династии и высших армейских чинов возникает идея дворцового переворота. Крымов, боевой генерал (начало января 1917 года, квартира Родзянко) в присутствии членов Госдумы, Госсовета, членов Особого совещания: «…необходима смена бездарного правительства, изменение курса, без этого никаких успехов на фронте не будет. Настроение в армии – все с нетерпением ждут переворота, императрица портит все, время нельзя терять» (Родзянко М. В. За кулисами царской власти. М.: Панорама, 1991. С. 34). Крымова дополняют другие участники собрания. Шингарев: «…переворот необходим…», Шидловский: «…нечего его щадить, он губит Россию…». Привели слова Брусилова: «…если придется выбирать между царем и Россией – я пойду за Россией» (Родзянко… С. 34). Великая княгиня Мария Павловна: «…правительство бездарно, императрица губит страну, ее необходимо устранить, уничтожить» (Родзянко… С. 35).
Мысль о принудительном отречении царя упорно ходила по Петрограду в конце 1916 – начале 1917 годов. Представители высшего света, общественные деятели обращались к Родзянко с просьбой взять на себя эту ответственность и спасти армию и страну. После убийства Распутина эти разговоры еще более усилились. Родзянко категорически отмежевывался от навязываемой ему роли. Он вспоминает, что в эти недели многие, в том числе из царской семьи, жаловались, возмущались, но объединиться и предложить царю в корне изменить ситуацию – воли не хватило (Родзянко… С. 36, 37).
Не хватило воли выступить в роли интегратора всех, кому дорога была судьба Родины, и самому Родзянко, хотя сделать это ему было значительно проще других: все тропинки недовольных замыкались на нем. Но легче клеймить позором губителей России, чем преодолеть ложно толкуемую верность режиму, присяге этому режиму и возглавить борьбу за спасение страны. Он прекрасно понимал, что время уходит, что нет других сил, способных объединить патриотические слои на быструю смену правительства, существенное изменение внутренней политики, но, как и все, тоже малодушничал. Не хватало опыта открытой политической борьбы, который выковывается в течение многих лет, а не за три-четыре года. Вот следствие фатальной недальновидности Александра III, «подморозившего» Россию на четверть века, убившего в зародыше зачатки парламентаризма, которые при их постепенном культивировании привели бы к формированию ответственных политических партий, буржуазных и монархических, воспитанию политических деятелей, борцов, адекватно реагирующих на складывающуюся историческую конъюнктуру, и т. п. Порочная политика двора, исходящая из порочного взгляда вечной незыблемости самодержавия, в конечном итоге обернулась катастрофической растерянностью, неспособностью в переломный исторический момент как власти, так и лидеров оппозиции, по причине крайней недостаточности исторического существования во многом политически инфантильных, «встать на крыло». И потому вместо решительного перехвата инициативы в вопросе государственного переустройства на основе исторически сформировавшихся тенденций лидеры оппозиции мямлят «о невозможности впутывания Думы в смуту; дворцовые перевороты – не дело законодательных палат; у меня нет желания поднимать народ против царя» (Родзянко… С. 36), то есть демонстрируют политическое безволие и трусость.