Пролог (часть 1)
Шрифт:
Питер усмехнулся.
— Это я разминался. Замёрз.
Я присел на корточки и стал открывать диктофон.
— Программ-то много, — сказал Питер, — но основных принципов, как я их понимаю, — немного. Будете записывать?
Я поднёс к его лицу морковку микрофона.
— Ам! — рявкнул Питер и засмеялся.
Пальцы правой руки Конроя наигрывали на кармане пиджака нескончаемую гамму.
— Нынешнее общество бесчеловечно, — начал Питер. — Оно уродует человека с детства, ещё в семье. Прививает ему жизненные принципы стяжательства. Хиппи предлагает — человек должен стать наконец самим собой. Для этого — ячейка общества, не семья,
Все эти лозунги Питер произносил спокойно, тихим голосом, как учитель на диктанте.
— Строить новое общество уже сегодня — в рамках старого. Люби всех и избегай насилия. Средства для жизни — от продажи кустарных изделий и произведений искусства. Мы никого не собираемся перевоспитывать и переделывать. Если общество не желает следовать нашему примеру — тем хуже для общества. Мы просим одного — оставьте нас в покое, дайте нам быть самими собой, дайте нам жить вне вашего общества.
Питер, видимо, закончил. На уровне, моего носа пальцы мистера Конроя, который стоял над нами, продолжали трудиться над гаммой. Только теперь в темпе бешеного allegro.
— Вот и всё приблизительно, — сказал Питер и снова обнялся сам с собой. — Кажется, всё.
Я выключил диктофон.
— Ерунда, — вдруг сказал Конрой сверху раздражённо. — Детские штучки. Притворство.
Он посмотрел на Питера с вызовом. Тот потянулся и сладко зевнул.
— Вы эгоисты. Вы паразитируете на шее общества, которое отвергаете, — снова бросил перчатку Конрой.
— У вас съехал галстук, — дружелюбно молвил Питер.
Но Конрой не хотел мира.
— Вы говорите о любви, а ведь первое, что вы сделали, нанесли удар в самое сердце родителей, сбежав от них. А они — эти чёрствые собственники — отдавали вам всё: внимание, деньги. Они обучали вас, кормили!
Питер поднялся, потёр ладонями плечи. Ему всё ещё было холодно. Сказал:
— Неужели вы всерьёз думаете, что можно и дальше так жить, как вы живёте?
— Как «так»? Как «так»?! — встрепенулся Кон-рой. — Ну, скажите, что нужно было моему сыну? Я вице-президент хорошей фирмы. У нас отличный дом. Я работал по двенадцати часов в сутки, потому что хотел для него только добра. Я купил ему «мустанг». И вот…
Конрою хотелось, наверное, выложить все те аргументы, которые он не успел поведать сыну и которые родились в долгие часы воображаемых разговоров с ним, в долгие дни и ночи блужданий по непонятной ему стране Хиппляндии.
— Может быть, ему нужно было стать самим собой? — мягко сказал Питер.
— Ерунда! Заумь! Я отказываюсь понимать.
— В этом всё дело.
— Мне трудно с вами разговаривать, — сказал Конрой, явно сдерживаясь. — Вы лишились способности мыслить согласно нормальным законам человеческой логики. Вы изобретаете свою логику. Между нами интеллектуальная стена.
Питер засмеялся. Он смеялся легко и свободно. Этот безжалостный смех взорвал Конроя.
— Лицемеры! — сказал он тихо. — Вы говорите о любви и добре, а каждый день у вас здесь разврат, грабежи, насилия и даже убийства.
Он повернулся ко мне:
— Две недели назад девочку убили, мерзавцы. Невинную девочку. Наговорили ей вроде того, что он тут нам плетёт, она пришла — доверчивая. А её изнасиловали вдесятером и потом убили.
Не оборачиваясь к Питеру, он бросил:
— Это правда?
Питер хотел что-то сказать.
— Нет, вы мне ответьте, это правда? — с угрозой повторил Конрой.
— Правда.
— Где же любовь? Где же добро? Вы говорите — долой собственность, долой деньги. А кто наживается на продаже наркотиков? Да ваш же знакомый теоретик и наживается. А этот парень с мухой в пробирке — ведь он получает жалованье от туристской компании. Все вы — актеры. И с удовольствием грабастаете деньги за свое лицедейство. Бусики, сандалики, рванье. А пойдите купите сандалики — стоят подороже, чём выходные туфли у Флоршейма.
Питер опустил голову. Конрой понял это как капитуляцию.
— Так что же вы всем голову морочите?! Зачем вы увели моего Эрика? Ведь он поверил в идеалы. Поверил!.. А вы такие же подлецы, как…
Вдруг Конрой стремительно отошёл от нас и стал перебегать улицу, что-то крича длинному человеку в кожаной короткой тужурке. Тот стоял на мостовой возле приземистого длинного мотоцикла, блестевшего под жёлтым закатным солнцем, как маленькая таиландская пагода.
Человек в тужурке, увидев Конроя, сделал движение к мотоциклу, но Конрой снова крикнул, подбежал и начал быстро что-то доказывать мотоциклисту. Тот отрицательно качал головой. Тогда Конрой вынул бумажник и принялся отсчитывать деньги. Мотоциклист всё ещё качал головой. Но деньги взял. И что-то сказал Конрою, а Конрой быстро записал в книжку.
Затем мотоциклист сел; на свою пагоду и, взревев немыслимым мотором, умчался. А Конрой, побледневший, как мне показалось, направился в нашу сторону.
— Мы уходим отсюда, — вдруг сказал Питер.
— Кто уходит? — не понял я.
— Настоящие.
— Куда?
— Не знаю. Куда-нибудь. Здесь больше нельзя. Здесь нас превратят… здесь нас уничтожат…
Я вдруг увидел слёзы. Они, не выливаясь, стояли в глазах Питера. Потом одна покатилась по щеке, оставив после себя перламутровую дорожку, и повисла в его англо-украинских усах.
Конрой был возбуждён. Он даже не взглянул на Питера.
— Наконец-то. Он давно меня водил за нос. Давно… Все обещал адрес сына. Деньги вымогал, конечно, подлец. А сейчас дал.
Он похлопал себя по карману пиджака, где лежала записная книжка.
— В шесть у меня встреча.
— С сыном?
— Нет, пока только с его товарищем, — невесело усмехнулся Конрой. — Мерзавец, пятьдесят долларов взял за адрес.
Он посмотрел на часы.
— Осталось полчаса. Тут недалеко. Хотите со мной? У вас действительно лёгкая рука.
Я попрощался с Питером. Тот вяло пожал руку. Конрой не удостоил его даже взглядом.
У нас еще было время, и по дороге я зашел перекусить в пиццерию. Конрой остался на улице.
Лысый хозяин-итальянец в майке поверх брюк, раскручивая на кулаке тонкий лист теста, спросил деловито:
— Синьор — газетчик? Тут вашего брата — как пчёлы на мёд. Доходная тема. Хе-хе… не обижайтесь.
— Я не обижаюсь.
— Пицца? Равиоли? А то вот могу предложить хиппирожок… До меня никто не додумался. Девяносто центов штука…