Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
XXXVII. ТЕЛО БЕЗ ДУШИ
Видали вы когда-нибудь, как лев
зевает в зоологическом саду? Это
грустное зрелище.
Бальзак
Надо признать, что в отчаянии Бальзака, лишившегося своей любовницы, есть нечто от барона Юло. Возбуждающие, чувственные воспоминания мешают ему работать. Пребывание любимой в Париже не дало ему того, о чем он мечтал: Ганская устраивала ему такие тяжелые сцены, что он помнил их до конца жизни. Но он уже не может обойтись без нее. "Мой милый волчишка, если б я не любил тебя до обожания, меня уже давно не было бы на свете. Я все делаю только ради тебя и только благодаря тебе! У меня больше нет своего собственного существования..." Он чувствует себя глубоко одиноким нет у него ни друзей, ни семьи. Как-то
И все же ему приходится бегать по всему Парижу. Во-первых (Бальзак по-прежнему любил такие перечисления), Сова, перед тем как убраться с улицы Басе, украла любовные письма Эвелины к Бальзаку и соглашалась вернуть их только за весьма большой выкуп. Она грозилась написать дочери и зятю госпожи Ганской (вернувшимся в Польшу) и послать им копии похищенных писем. Для матери это было бы ужасным унижением. Стряпчий Гаво советовал пойти на мировую и выкупить компрометирующие письма. Бальзак вступает в переговоры, предлагает пять тысяч франков - сумма для него огромная, так как он кругом в долгах. Прокурор и комиссар полиции тоже уговаривают Бальзака взять обратно его жалобу в суд по обвинению госпожи де Бреньоль в воровстве и в шантаже. Судебный процесс обошелся бы не в пять тысяч, а дороже, да еще дело получило бы отвратительную огласку. Непомерно дорого обходится и правосудие, и нарушение законов.
Встречи с этим ядовитым созданием, переговоры с ней приводят Бальзака в лихорадочное, нервное состояние. Наконец в июле госпожа де Бреньоль возвратила письма в обмен на плату чистоганом. Разумеется, она попыталась сохранить одно-другое письмо, касающиеся Виктора-Оноре. Бальзак со своей стороны хранил письмо, в котором негодяйка признавалась, что украла переписку, а на основе этого признания она всегда могла быть привлечена к суду. Лишь только письма были возвращены, он сжег их, в последний раз взглянув на дорогие пожелтевшие листочки, приходившие с Украины, из Швейцарии, из Италии, Германии, потом посмотрел на пепел и снова заплакал: "Я затрепетал, увидев, как мало места занимают пятнадцать лет жизни. Что ж, огнем души они написаны, огнем земли погублены!.." После тягостного эпизода с Совой Эвелина потребовала уничтожения всех своих писем.
Во-вторых, пришлось переселиться на улицу Фортюне и там самому расставлять по полочкам и по этажеркам статуэтки из саксонского фарфора, вазочки с бледно-зеленой глазурью, большие китайские вазы. Эта механическая работа утомляла его, зато спасала от отчаяния. Да и что могло сравниться с тишиной, царившей на улице Фортюне: там он чувствовал себя совсем как в деревне. Он обещал Еве больше ничего не покупать и старался сдержать обещание. Но ведь что надо, то надо! Кухня, да и буфетная тоже не оборудованы. А тут представляются "потрясающие случаи". Как же их упустить! Например, он нашел комод, творение Ризнера, с выдвижным верхом наборной работы - верх очень пригодится, из него можно сделать прекрасный стол. К сожалению, этот великолепный комод, кажется, стоит тысячу, а то и две тысячи франков. Бальзак входит в магазин, спрашивает цену: "Триста сорок франков!" Как тут устоять? Было бы безумием отказаться от него! К тому же, приобретя комод, покупатель обнаружил (как он говорит), что вещь эта принадлежала сестре Наполеона, Элизе Бонапарт. "Вещь уникальная, оригинальная, королевская", - восхищался Бальзак в письме к Ганской.
Но пусть Ева не тревожится. Он стал рассудительным и осторожным. Пожалуй, даже чересчур. Видел, например, две замечательные вазы, которые очень подошли бы к его кабинету, но отказался
– оправдывается он перед Ганской.
– Но я заплатил за все лишь триста пятьдесят франков!" А удовольствия от этих покупок он получил на шесть тысяч франков. "Нужно еще приобрести три-четыре вещицы для ватерклозета, превосходного ватерклозета..." Ох уж этот ватерклозет!
"Пришлось купить для этого потайного уголка, во-первых, хорошенькую кушетку; во-вторых, за пятьдесят франков угловой шкафчик; чтобы убирать в него известный вам предмет, а на него ставить кувшин; в-третьих, полочку для подсвечника; в-четвертых, три консоли палисандрового дерева для вазочек с цветами. Вы меня спросили в Майнце, что я собираюсь делать с купленной чашей из китайского фарфора. Ее употребляют на то, чтобы стряхивать в нее воду со щетки. Надо, чтобы в этом уголке было приятно находиться, и у меня там красиво, как в будуаре, но видите, сколько это стоило!"
Из Верховни он получает суровую отповедь. "Довольно!" - восклицает Eva furiosa. Хорошо. Однако нужно купить будильник, старый испортился, не ходит; Бальзак видел в лавке добротный красивый будильник, стоивший только сто франков, но не решился приобрести его. "Я теперь не куплю и за десять су то, что стоит тысячу франков... С тратами покончено". Раз его божество полагает, что у Бильбоке страсть к покупкам, что это своего рода порок, а не благоразумие и осторожность, то он вернется к строжайшей, "квакерской простоте". Он не заглянет ни в одну лавку.
"Ваше величество, не снимете ли вы запрет с приобретения ларя, самого обыкновенного рундука красного дерева, в каковой рундук буду ставить мои башмаки и сапоги, а также запрет с приобретения комода для хранения моего белья в гардеробной? Ежели сии покупки являются нарушением закона, я по-прежнему буду засовывать свои башмаки в жардиньерки на лестнице - в пустующие жардиньерки, поскольку покупать цветы мне не по карману: я ведь ничего не пишу, ничего не зарабатываю, а потому не имею права тратить деньги".
В-третьих, с финансами дело обстоит очень плохо. Акции Северных железных дорог все падают, несмотря на чудодейственные биржевые рецепты. Бальзак (вернее, Ева Ганская) потеряет на них 60000 франков. Чтобы покрыть убыток, нужно было бы прикупить еще двести семьдесят пять акций по низкому курсу, и, когда он поднимется до 650 франков (сейчас он 560 франков), получится выигрыш в 25000 франков вместо потери в сумме 50000. Вот что могут сделать богатые люди. Но несчастные волчки и волчишки, не обладающие капиталами, получат одни только убытки. С ума сойти! "У меня нет философического отношения к таким делам". Эта операция с акциями Северных железных дорог, считая и предстоящие взносы, обойдется им в 130000 франков. "Неудивительно, что я жалею, зачем связался с несчастным домом, за который еще надо платить и платить". Однако ж этот особняк, такой маленький, такой скромный, полон прекрасных произведений искусства. "Нам необходимо приобрести два горностаевых покрывала для постелей... Только горностай и гармонирует с этой артистической, вавилонской и даже восточной пышностью убранства..." Понадобится десять "Лилий долины", чтобы оплатить столько чудес. Он их и напишет будущей зимой в Верховне.
Он дает себе слово потрудиться как следует на Украине, а в особняке Божона работа у него не спорится. "Мой ум ни на чем не может сосредоточиться; я затрагиваю множество сюжетов, и все они становятся мне противны... Целыми часами я предаюсь воспоминаниям и, право же, совсем отупел". Его гложет тоска, на него нападает хандра, и напрасно он пытается "подхлестнуть обессилевший мозг". Мозг работает вяло... А ведь у Бальзака есть обязательства, он дал обещания и должен их выполнить: докончить "Крестьян", написать роман "Депутат от Арси".