Прометей: Неандерталец
Шрифт:
Глава 15. Листка нетрудоспособности не будет
На мгновение потемнело в глазах, и я чуть не отключился. Сохранить сознание помогла страшно неприятная мысль: «Если это перелом, Макс, ты труп, здесь нет больничек, и листка нетрудоспособности тебе никто не выдаст».
Я услышал шорох осыпающихся камешек. Это, скользя по склону, ко мне спешил дикарь — теперь моя единственная надежда. Осторожно попробовал пошевелить ногой, но боль усилилась. Секунд десять я просто боялся взглянуть на ногу. В моем воображении там торчали острые осколки кости, вспоров мышцы и кожу. На самом деле, все оказалось куда тривиальнее: на средней
Я попробовал согнуть ногу в колене. Это удалось, хотя боль стрельнула по задней поверхности до самого бедра. Санчо добежал до меня, его широко посаженные глаза выражали крайнее беспокойство:
— Макш, Га? (Это опасно, тебе плохо?)
— Это не просто Га, Санчо, это гамно, — попытался я пошутить, чтобы самому не думать о худшем.
Не ставя левую ногу на землю, я с помощью неандертальца поднялся, придерживая ногу полусогнутой. Опираясь на плечо парня, я осторожно поставил ногу, но даже не успел перенести на нее вес, когда сильная боль заставила передумать. «Перелом, в лучшем случае без смещения костей, в худшем случае с риском образования ложного сустава», — вспотел я от одной мысли, что, если требуется репозиция костей, то мое дело швах. И при таком отеке я не смогу определить, насколько серьезная проблема у меня с голенью. Но оставалась надежда, что обойдется травматическим периоститом. В таком случае, дней через десять-двенадцать смогу ходить, не нагружая ногу.
— Санчо, возьми несколько палок, — сказал я.
Дикарь беспомощно посмотрел на меня.
— Да (возьми, дай), — снова говорю парню, показывая на разномастные палки и крупные ветки.
Теперь он понял и подбирает несколько палок, пока я стою с полусогнутой ногой, придерживаясь за валун. Дикарь помогает мне сесть. Я вытягиваю ногу, примеряя ровные палки, чтобы сделать шину. Показываю неандертальцу, что мне нужно связать эти палки с ногой. Снимаю с себя пояс и начинаю стягивать «шину» с ногой, захватывая половину бедра. Санчо понял. Он бежит в пещеру, где мы оставили самодельные куканы, на которых несли мясо и шкурки, и возвращается через пять минут. Минут пятнадцать спустя я с помощью дикаря и «япона матери» закончил иммобилизацию. На мою ногу было страшно смотреть, настолько ужасно выглядел кровоподтек. Единственное, что немного утешает и внушает надежду, это то, что удар по камню пришелся не по передней поверхности голени, а больше по боковой, где мышцы должны были самортизировать. Моя шина выглядит коряво и, если честно, не внушает доверия. Теперь самое трудное — добраться в пещеру. Несколько дней о передвижении просто не может быть и речи.
— Санчо, тебе придется отнести меня в пещеру.
Показываю на темный провал пещеры на стене и поясняю:
— Ха (отнеси меня).
— Ха, — отзывается дикарь и, несмотря на мой вес и длинный рост, берет меня на плечо, задевая травмированную ногу.
Стиснув зубы, терплю, если вскрикну, парень может меня уронить, испугавшись. И тогда точно я останусь инвалидом. Санчо пыхтит, но уверенно идет наверх на подъем с крутизной больше пятидесяти градусов. На последнем этапе, где надо было перешагнуть с одной площадки на другую, Санчо ощутимо меня встряхнул. Только закусив губу, я сдержал крик боли. Парень аккуратно прислоняет меня к стене, правая нога дрожит от нагрузки, я тихо сползаю по стене, стараясь не задевать неровности пола пещеры.
Неандерталец суетится, и вскоре пламя костра освещает пещеру. Санчо, приблизившись, внимательно осматривает мою травму, и на его лице написан неутешительный вердикт. Парню, скорее всего, приходилось сталкиваться с переломами, ведь неандертальцы получали травмы на охоте и в сражениях. Перелом ноги это смерть от недоедания, никто не будет кормить такого пациента. Если парень уйдет, я тоже умру, потому что не смогу добыть пропитание.
— Ха (все будет хорошо, я поправлюсь), — говорю дикарю, чтобы в его голове не зародились мысли уйти дальше.
Хотя, куда ему идти? Он еще подросток и путешествовал только с племенем, он во мне нуждается не меньше чем я в нем. Возможно, что я занимаюсь самообманом, но не хочется верить, что Санчо отличается от остальных дикарей.
Парень не собирается сидеть и вздыхать, жалея меня. Он нанизывает два кусочка мяса на палочки и начинает его жарить, распространяя вокруг себя дразнящий аромат. Первую порцию дикарь отдает мне, вторую съедает сам и показывает наш оскудевший запас. Еды хватит на пару дней, потом либо надо идти на охоту, либо терпеливо ждать голодной смерти. Пещера прогрелось настолько, что я стянул свою накидку и, подложив ее под себя, растянулся у стены. Неандерталец начал обтесывать свое рубило куском камня, найденным в пещере. Под монотонные удары камня, я незаметно уснул.
Когда я проснулся, Санчо в пещере не было.
Вначале подумал, что парень ушел на охоту, не просто так он показывал остатки мяса, говоря, что запасов мало. Но на улице была ночь, а ночью неандертальцы без особой необходимости не передвигались. «Все-таки ушел, понял, что оставаясь здесь, рискует умереть с голоду», — подумал я. Действительно, с пропитанием на этих бесплодных скалах было туго. Животных здесь не было, а рыбу неандертальцы не ловили. Даже на азере, где была стоянка, не было попыток ловить рыбу.
Но оказалось, что я зря грешил на дикаря. Он появился через пять минут с большой охапкой дров. В его волосах виднелись нерастаявшие снежинки.
— Снег? Санчо, там идет снег?
— Ло, — коротко отозвался дикарь, сбрасывая хворост у костра.
Видимо, он решил пополнить запас, увидев начавшуюся непогоду. До моего уха долетали завывания ветра, на которые я до этого не обращал внимания. «Ло» — так дикари называли все природные явления от дождя до солнцепёка. Просто всегда надо было понимать значение по смыслу и по интонации.
Начавшийся снег лишал надежды найти съедобные корни, даже, если таковые имелись поблизости. Вечером я отказался от своей порции в пользу дикаря. Я не тратил калорий, а голод обманул, выпив почти два литра воды. Сейчас еда нужнее неандертальцу, на него единственная надежда. Санчо дал понять, что утром пойдет на охоту, но метель продолжалась весь следующий день и стихла только ночью. Снега навалило столько, что даже намело у входа в пещеру.
За эти двое суток я лишь один раз потревожил ногу, когда пошел по нужде. К своему стыду, делать это пришлось в пещере в самом дальнем углу. Ещё несколько часов мне чудился запах, хотя это было внушение.
Собираясь на охоту, Санчо взял с собой дротик, топор, от меховой накидки он отказался, но невыделанную шкуру оленя, что мы убили у реки, взял.
— Га (будь осторожен, там опасно), — напутствовал я парня, который впервые в своей жизни собрался на самостоятельную охоту.
Дикарь ушел, а я немного подполз к костру, чтобы при необходимости подкладывать хворост в огонь. Кровоподтек изменил цвет с багрового на лиловый, а отечность немного спала. Через день можно будет попробовать определить, насколько серьезную я получил травму.