Пропагандист
Шрифт:
«Архитектор перестройки» Александр Яковлев, которому некоторое время пришлось работать вместе с Сусловым, вспоминал:
«Власть у него была несусветная. На Политбюро ведь его члены ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: 'Вы по существу докладывайте, товарищ».
Когда Суслов бывал в отъезде, за него секретариаты вел Андрей Павлович Кириленко. Так Суслов, возвращаясь, первым
Кто-то метко выразился: Псевдомарксизм Суслова требовал полного равенства и аскетизма даже безо всякой цели и смысла, и был совершенно несовместим с развитием экономики. По слухам, внешне успешные Косыгинские реформы свернули из-за противодействия Суслова и его приспешников. Решающим аргументом опять-таки оказалась Пражская весна. Реформы неизбежно приводили к социальному расслоению: кто лучше работал, тот больше получал. Псевдомарксизм Суслова требовал полного равенства и аскетизма даже безо всякой цели и смысла и был несовместим с развитием экономики, приводящим к материальному и социальному неравенству.
«Более равными, чем другие», могли быть только партийно-советские деятели, и как это должно было выглядеть, показывал на личном примере сам Суслов — вот только желающих ему подражать что-то не находилось даже в Политбюро. Суслов отлично понимал, что появление в обществе прослойки хорошо оплачиваемых, высококвалифицированных и «много о себе понимающих» работников неизбежно приведет к их требованию дать им место во власти, чтобы самим решать свои проблемы. Дело пахло беспартийным влиянием на власть и, упаси боже, демократизацией! А этого главный идеолог СССР допустить не мог. Его политическое поведение одна из производных кизиса власти, приведшее в итоге к распаду Союза.
Вот с таким непростым человеком от власти Анатолию сейчас предстояло столкнуться. Но ему отчего-то нисколечко не было страшно.
Это оказались вовсе не слухи. В кабинете Суслов поддерживался особый микроклимат. Было жарко неимоверно. Михаил Андреевич сидел за столом ровно и рассматривал гостя, как ученый неведомую букашку. Но на Анатолия такой взгляд не действовал. Он спокойно поздоровался и неспешно сел на приставной стул. Суслов на правах хозяева начал:
— О чем говорить будем, Анатолий Иванович?
— О делах наших грешных, Михаил Андреевич. Вы что хотели от меня? Леонид Ильич бубнить устал: Съезди к товарищу Суслову и съезди. И вот я тут.
Суслов уголками губ показал, что началом разговора недоволен.
— Проблема у нас имеется, товарищ Мерзликин. Внезапно кто-то возомнил себя мудрым идеологом. Сбивает с пути истинного советский народ.
Анатолий раскрыл от удивления рот. Этот сухарь умеет в сарказм? Или это серьезно?
— Никогда
Суслов снял очки, достал платок и близоруко взирал на гостя:
— Видел я ваши передачи. Не по-нашему сделаны, пошловато и… излишне откровенно.
— Но зрителю же понравилось! И отклики, заметьте, правильные.
— Только поэтому они остались в телевизионной сетке.
«Шах и мат!»
— Как скажете. Мое дело продвигать новшества.
— Вот в этом вы весь. Пропихнуть в нашу жизнь ваше…капиталистическое.
— Но оно работает! Доказало собственную эффективность.
Суслов склонил голову вбок:
— А нужен ли нам такой не социалистически невыверенный подход? Он разлагает общество и народ. Это вы там в будущем привыкли…- секретарь ЦК покрутил замысловато рукой, — мы же проще живем.
— Но скоро все будет иначе, Михаил Андреевич. Надо держать руку на пульсе времени. В противном случае молодежь упустим и пойдут они прямо в логово нашего идеологического врага.
Суслов соединил пальцы в замок:
— Хотите сказать, что мы ретрограды?
Мерзликин замер:
— Почему нет? Время в двадцатом веке неимоверно спрессовано. Сами вспомните былое. В начале столетия ведь не было ни радио, ни аэропланов. А сейчас ЭВМ, ракеты в космосе, пластик, фармацевтика и микробиология.
— Вы не забывайтесь, дорогой товарищ, с кем разговариваете.
— А я помню. Отлично помню, Михаил Андреевич, чем это все закончилось. Из нашего будущего Нафталином, гонкой на лафетах и крахом державы. Думаете, нам там не тошно было?
Суслов откинулся в кресле, крыть ему было нечем. Его глаза лихорадочно забегали.
— И что вы предлагаете?
Этого вопроса Мерзликин ждал. Он развел руками:
— Не знаю!
Михаил Андреевич оторопел. Видимо, готовился к другому. Что наглый попаданец начнет его поучать.
— Как это? Критикуете, но не знаете.
— Мы в курсе, что точно делать не стоит! В первую очередь распространять такую хтонь, как советская пропаганда. Машина давно заржавела и ей пора на свалку.
— Но что взамен?!
Анатолий выдал заготовку:
— Надо думать вместе, решать сообща. Это важнейшая задача для партии и ЦК в частности.
Лицо Суслова скривилось:
— Тогда зачем вы, ненавидя меня, посоветовали Леониду Ильичу оставить на этом посту? Издеваетесь?
В первый раз голос секретаря ЦК сорвался. Мерзликин нарочито спокойно ответил:
— С чего это вы решили, что я вас ненавижу? В свое время вы были на месте. Сейчас же… Вы, Михаил Андреевич, догматик. Жуткий догматик. Не обижайтесь, пожалуйста. Иным вырасти в таких исторических условиях было невозможно. Но тем, кто начнет заново выстраивать более подходящую для новой эпохи коммунистическую идеологию, будет необходимо от чего-то отталкиваться. Некий постоянный маркер, на который им следует ориентироваться…