Пропасть Искупления
Шрифт:
– И я пришла ради того же. – Голос Эртон смягчился. – Извини, Васко. Я не хотела сыпать соль на раны. А что завела разговор, так это, наверное, я таким образом пытаюсь справиться с нервами. Нам всем крепко досталось.
– Да, понимаю. Ты справилась? – На Васко накатила горячая волна злости, затопляя вежливость и терпимость. – Еще сегодня казалось, что ты не можешь находиться на одном полушарии со мной, не говоря уже об одной комнате. Отчего такая перемена настроения?
– Сейчас я жалею, что так себя вела, – ответила она.
– Ты не обидишься на вопрос: не поздновато ли менять мнение о человеке?
– Васко, повторяю: так я пытаюсь пережить случившееся. По-другому не умею. Сделай мне скидку, хорошо? В наших отношениях не было ничего личного.
– Что ж, мне от этого легче.
– Впереди опасная ситуация. Но ведь нас готовили к опасностям, верно? Мы, охранники, знаем друг друга, знаем, что можем друг на друга положиться. И тут в последнюю минуту появляешься ты, человек, с которым я совершенно незнакома и которому должна доверить свою жизнь. Могу назвать десяток надежных офицеров СБ; если бы любой из них занимал твое место в лодке и прикрывал мне спину, я была бы счастлива.
Васко заметил, что Эртон ведет его к берегу, туда, где нет толпы. В сумерках виднелись черные силуэты лодок между небом и морем. Одни были спущены на воду и подготовлены к отплытию, другие еще лежали на берегу.
– Скорпион счел нужным включить меня в состав экспедиции, – сказал Васко. – Когда начальство принимает решение, подчиненные его не оспаривают, а выполняют. Или ты не доверяешь решениям Скорпиона?
– Однажды ты окажешься в моей шкуре, Васко, и тебе это понравится не больше, чем мне. Ну давай, прочти лекцию о том, как полезно доверять чужим решениям, а я посмотрю, насколько убедительно у тебя получится.
Эртон замолчала, глядя, как в небе от горизонта до горизонта протягивается узкая алая лента.
– Все не то, – продолжала она, так и не ответив на вопрос. – Я вытащила тебя из толпы не ради перебранки. Просто хотела сказать, что сожалею. И еще хотела, чтобы ты понял, почему я так себя вела.
Васко подавил в себе ярость:
– Я понял.
– Я признаю, что была не права.
– Ты не знала, что там произойдет, – сказал он.
Эртон вздохнула и пожала плечами:
– И не должна была знать. Не важно, что говорят. Клавэйн все сделал как надо. Когда оказалось, что необходимо пожертвовать своей жизнью, он не колебался.
Они вышли к шеренге лодок. Большинство суденышек, лежащих на берегу, никуда не годились: в бортах ниже ватерлинии зияли дыры. Лодки были почти съедены морскими микроорганизмами. Рано или поздно они отправятся на переплавку, их место займут новые. Литейщики очень тщательно следили за тем, чтобы в переработку уходило все до мельчайшего кусочка металла. Но из останков, конечно же, невозможно сделать прежнее количество лодок.
– Смотри, – указала Эртон на бухту.
– Уже заметил, – кивнул Васко. – Они плывут к кораблю.
– Я не об этом. Приглядись, Соколиный Глаз. Видишь их?
– Да, – ответил Васко через секунду. – Да. Господи, им нипочем этого не сделать!
Те, о ком шла речь, казались крохотными огоньками вокруг корабля, чуть выше, чем прыгающие на волнах лодки. Людям удалось одолеть лишь считаные десятки метров высоты, а корабль возвышался над водой на километры.
– Как они поднимаются? – спросил Васко.
– Должно быть, на руках. Должно быть, это несложно. Ты видел вблизи корпус? Он как истерзанный непогодой утес, там полно уступов и выемок.
– Но ближайший вход в сотнях метров над морем. Когда прилетают шаттлы, они садятся на самые верхние уровни. Этим сумасшедшим нипочем не добраться, – повторил он.
– Они не сумасшедшие, – возразила Эртон. – Просто напуганы до смерти. Вопрос в том, следует ли нам лезть на корабль за ними следом?
Васко не ответил. На его глазах крохотный огонек сорвался с борта корабля и погас в море.
Несколько минут они стояли и смотрели на корабль. За это время никто больше не упал, остальные беглецы продолжали свое отчаянное восхождение. Наверняка многие видели, как погиб их товарищ. Внизу, где борт был особенно крут и о него бились качающиеся на волнах лодки, еще несколько человек начали подъем. Лодки стали возвращаться, и оттого, что они двигались медленно, толпа на берегу разволновалась. Она почти целиком состояла из разозленных и испуганных людей, которые дожидались переправы к кораблю; офицеры СБ были здесь в жалком меньшинстве. Васко заметил, как один из охранников что-то торопливо говорил в свой браслет, наверняка вызывал подкрепление. Офицер почти закончил, когда кто-то толкнул его, и он упал на землю.
– Пора вмешаться, – сказал Васко.
– Мы не на дежурстве, и нас всего двое, не справимся. Да и непохоже, что это надолго. Считаю, нам тут нечего делать. Перед тем как пойти сюда, я прочитала сводки. К востоку от Высокой Раковины дела обстоят не так плохо. Я хочу есть, да и выпить не отказалась бы. Ты со мной?
– У меня нет аппетита, – ответил Васко. Аппетит был, но пропал, когда Малинин увидел падение человека в море. – Но я бы выпил чего-нибудь. Думаешь, где-нибудь еще открыто?
– Можно проверить несколько местечек.
– Ну, так веди. Похоже, в этом деле ты лучше разбираешься.
– Похоже, ты не любишь гулять, а зря, – сказала она.
Эртон подняла воротник пальто и поглубже натянула шапку.
– Идем. Лучше убраться подальше, пока ноги целы.
Эртон свернула направо, в квартал, расположенный к востоку от Высокой Раковины. Здесь жило много охранников, поэтому место всегда слыло доброжелательно настроенным к администрации. Сейчас тут стояла мрачная, обманчивая тишина. На улицах, в прежние вечера оживленных, никого не было, и, хотя многие заведения закрылись, бар, о котором говорила Эртон, еще работал.
Она отвела Васко в нишу, где стоял стол, добытый, вероятнее всего, на складе центральной хозяйственной службы, и два стула. Над головами висел экран, настроенный на новостной канал администрации, но показывал он сейчас только лицо Клавэйна. Снимок был сделан несколько лет, а может, и веков назад. Клавэйн, каким его успел запомнить Васко, выглядел вдвое старше представленного на экране, в два раза сильнее истерзанным временем и жизненными передрягами. Ниже снимка значились две календарные даты – с разницей примерно на пять веков.