Пропасть Искупления
Шрифт:
– Говорите.
– Она хочет, чтобы девочку опять поместили в ее матку.
Скорпион снова взглянул на инкубатор. Это была большая, более совершенная и сложная версия того агрегата, который они брали с собой на айсберг. Инкубаторы на Арарате считались ценнейшими техническими устройствами, их работоспособность поддерживали особенно тщательно.
– Это возможно? – спросил свинья.
– В обычных обстоятельствах я бы никогда не взялся за такую операцию.
– Но обстоятельства необычны.
– Поместить ребенка обратно в утробу матери – не каравай в печь вернуть, – объяснил Валенсин. – Тут потребуется микрохирургия, гормональная перенастройка… целый набор сложных процедур.
Скорпион пропустил мимо ушей снисходительный тон врача:
– Но это возможно?
– Да, если мать хочет этого так сильно.
– Опасно?
Через секунду Валенсин кивнул, словно до сих пор думал только о технических проблемах, а не о риске для жизни.
– Да. И для матери, и для ребенка.
– Тогда это исключено, – сказал Скорпион.
– Вы очень уверены в своих решениях.
– Эта девочка стоила жизни моему другу, и я не могу ее потерять.
– Надеюсь, вы сами сообщите это матери.
– На этот счет не беспокойтесь, – сказал Скорпион.
– Отлично.
Скорпиону показалось, что доктор разочарован.
– И еще одно: во сне она опять произнесла это слово.
– Какое слово?
– Хелла, – ответил доктор Валенсин. – Или что-то вроде.
Хела, год 2727-й
Ожидания Рашмики на поверку оказались слишком оптимистичными. Ей казалось, что караван достигнет восточной оконечности моста через два-три часа, но прошло уже четыре, а он, похоже, одолел всего полпути. К ее немалой досаде, довольно часто караван поворачивал в обратную сторону, повторяя очертания извилистой, как синусоида, стены ущелья. Несколько раз приходилось протискиваться через тоннели, и там машины двигались не быстрее пешехода, грохоча бортами о лед. Пару раз караван приходилось останавливать для устранения технических неполадок – каких именно, объяснить никто не удосужился. После этих остановок Рашмике казалось, что водители пытаются наверстать упущенное, отчего машины подскакивали и часто кренились то к стене ущелья, то к пропасти; это лихачество только усиливало ее страх. Она обрадовалась, узнав от квестора, что караван пойдет по мосту, однако теперь ей думалось, что значительно безопаснее было бы спуститься на дно ущелья по серпантину.
Дорога вдоль обрыва была рукотворной. Проход пробивали или бурили в скалах на протяжении минувшего века, и за это время он не раз перестраивался и ремонтировался. Несомненно, в прошлом отдельные участки дороги не единожды обрушивались и сорвавшиеся машины по долгой параболе падали на дно Рифта. Но мост был намного старше. Конечно же, он не дожидался именно Рашмику, чтобы провалиться и оборвать ее жизнь.
Если такое случится, для нее это будет невероятная честь. Без которой она прекрасно обойдется… Поскорей бы оказаться на той стороне.
Глядя в окно, Рашмика заметила несколько вспышек, похожих на те, что видела с крыши. Эти были ярче – несомненно, караван находился ближе к их источнику, – и они оставили на сетчатке отпечаток, угасающую полусферу, не исчезавшую, как ни моргай.
– Гадаешь, что это? – раздалось у нее за спиной.
Рашмика обернулась, уже поняв по голосу, что это не квестор, а молодой человек, причем с акцентом уроженца ее краев.
«Брат?» – вспыхнула счастливая мысль.
Но это был не Харбин.
Она вообще не узнала этого парня. Он был выше ее и, как ей показалось, немного старше. А кроме того, в выражении его лица – в глазах, решила девушка, присмотревшись, – было что-то делавшее его намного старше.
Не такой уж урод, решила она. У него было худое, серьезное лицо с широкими скулами и до того резкой линией подбородка, что казалось, кость вот-вот прорвет кожу. Волосы подстрижены гораздо короче, чем ей нравилось, так что не скрывали очертаний черепа: идеальный объект для френолога. Уши маленькие, но оттопыренные слишком сильно; наверняка парень их стыдится. Шея тонкая, выпирающее адамово яблоко – Рашмика всегда тревожилась, встречая мужчину с таким кадыком: что это лезет у него из горла, не надо ли затолкать обратно, пока не случилось беды?
– Откуда ты знаешь, о чем я гадаю? – спросила Рашмика.
– Но гадаешь же?
Она чуть поморщилась:
– Ну а тебе все про них известно, да?
– Это взрывчатка, – ответил он спокойно, словно привык к такой грубости. – Атомные заряды для расчистки. Божественный Пламень.
Рашмика уже догадывалась, что вспышки имеют отношение к Пути.
– Вот уж не думала, что такие вещи все еще применяются.
– Вообще-то, довольно редко. Я не знаю подробностей, но несложно догадаться, что на Пути образовался очень большой завал. Конечно, его можно ликвидировать обычной взрывчаткой и техникой, но это дело долгое. А времени у чистильщиков как раз и не бывает, в особенности когда соборы так близко. Думаю, не обошлось без диверсии.
– Просвети меня, пожалуйста.
– Бывает, какой-нибудь собор сильно отстает. И тогда он устраивает подрыв на Пути, чтобы задержать идущие впереди соборы. Как правило, злой умысел доказать не удается…
Рашмика рассмотрела одежду парня: брюки, рубашка с высоким воротником и свободными рукавами, легкие туфли на плоской подошве; все серое и неприметное. Никаких нашивок, говорящих о ранге, чине, богатстве или религиозной принадлежности.
– Кто ты? – спросила Рашмика. – Говоришь со мной так, словно мы уже встречались, но я тебя совсем не знаю.
– Мы встречались, – ответил молодой человек.
Его лицо подтверждало: он говорит правду или, по крайней мере, сам верит в то, что не лжет. Но Рашмика, видя такую уверенность, решила стоять на своем, пусть и вопреки логике:
– Похоже, ты ошибаешься.
– Повторяю, мы встречались. И ты должна быть кое за что благодарна мне.
– В самом деле?
– Я спас тебе жизнь, когда ты с крыши заглядывала в лестничную шахту. Не дал тебе упасть.
– Это был не ты, – возразила она. – Это был…